День дарения. Алиса вспомнила, как ходила с матерью на площадь, чтобы получить подарок от глав города. Все были в самых лучших нарядах, а еще там раздавали сладости, устраивали фейерверки и представления фокусников. За примерное поведение всех детей Нового города награждали маленькой коробочкой в обертке.

Внутри неизменно оказывалась серебряная монетка с вытисненным годом и его символом, который выбирали главы города. На одной монете был волк, на другой – дерево, на третьей – медведь. Все символы означали курс развития, выбранный городом в том году, хотя Алиса никогда толком этого не понимала.

Сейчас, вспоминая об этом, она старалась прикрывать мысли облаками, чтобы Гусеница не смог ничего прочитать. Чеширский, наверное, не был столь искусен в этом деле, иначе еще когда Алиса сидела у него в гостиной, вцепился бы в обрывки воспоминаний о выколотом глазе.

– Меня ваш бизнес не интересует, – сказала Алиса с подчеркнутым отвращением.

Хватит уже, наслушалась разглагольствований этих мерзавцев. Скорее бы узнать про клинок, да уходить отсюда.

– То, что мы ищем, находится у вас?

Гусеница подошел к витрине с «бабочкой» и задумчиво провел пальцами по стеклу.

– Ах, если бы… Впрочем, отчасти я даже рад, что он не у меня, потому что тот не будет здесь рыскать.

– Ну так знаете, где он, или нет? – хрипло спросил Тесак с напряженным лицом.

Алиса встревожилась. Неужели за него взялся Бармаглот? Не хватало только, чтобы сейчас с ним случился припадок. От Гусеницы она, может, и отобьется, но вот если он позовет на помощь Теобальда…

Она взглянула на девушек. Она бы скорее пырнула себя ножом, откусила себе язык, решилась на что угодно, лишь бы не стать очередной забавой в аквариуме Гусеницы, который потом наверняка поменял бы ее у Кролика на кого-нибудь «поинтересней».

Гусеница продолжал поглаживать пальцами стекло, разглядывая сломленную девушку.

– Раз уж вам так втемяшилось разыскать этот нож, владелец у него может быть только один.

Теперь ей стало очевидно, что к этому все и шло, эта встреча была неизбежна, иначе ей никогда не обрести свободу.

– Кролик, – заключила Алиса.

Гусеница кивнул.

– Как бы я хотел увидеть его лицо при вашей встрече.

– Вы-то тут причем, – сказала Алиса. – Вам-то что за дело?

– К норе Кролика быстрее всего добраться подземными ходами, – сообщил Гусеница. – Мои ходы приведут вас туда. Как приятно тебе будет повидаться со своей подружкой Дор, правда?

«Дор? Живая?» Алиса вдруг поняла, ей никогда не приходило в голову, что Дор может быть жива. Здесь в памяти был пробел – сначала Дор была на чаепитии, потом пропала. Но если она осталась в живых, это могло означать лишь одно: ее участь оказалась хуже смерти.

– Да, малышка Дор, – повторил Гусеница. – Надеюсь, теперь ты ее простишь. Она собиралась тебя бросить, забрав деньги, а вышло наоборот – ты оставила Кролика без глаза, а сама сбежала. Теперь она снует туда-сюда, словно мышка, у Кролика на побегушках.

(«Деньги, переходящие из рук в руки, чья-то широкая ладонь наполняла золотом другую, поменьше»). Это уже чересчур! Особенно после того, как Алиса убедилась в своей волшебной силе, и поняла, что встречи с Кроликом не избежать. Только представить себе, что шестнадцатилетняя Дор пыталась продать ее чудовищу! Дор, которую она считала своей лучшей подругой, которую любила с детства! В облаках образовался просвет, и Гусеница довольно улыбнулся:

– А-а, так ты и не подозревала о ее предательстве? Глупышка. А как же, по-твоему, ты оказалась в норе у Кролика?

– Я… – начала Алиса, стараясь собраться с мыслями и снова их скрыть. – Я думала, он обвел ее вокруг пальца, заморочил голову сладкими речами, чтобы заманить обратно.

– Ну, во-первых, что вообще делать приличной девушке из Нового города в таком месте? Где Дор могла познакомиться с Кроликом, чтобы настолько увязнуть в его сетях и начать водить своих наивных подружек по запретным местам?

От этих слов она себя почувствовала такой дурой, полной дурой и тупицей – ну как можно было не догадаться? С чего бы ей было не доверять подруге, самой лучшей подружке в мире? Разве нельзя было чуточку пошалить, пощекотать себе нервы? В этом не было ничего страшного или опасного. В тот вечер, уютно свернувшись калачиком под одеялом в собственной постели, Алиса представляла, что их ждет незабываемое приключение, как это подавала Дор.

– Уж конечно, она тебе расписала, дурочка, – преисполнившись презрения, заявил Гусеница и повернулся к ней своим длинным носом. – Она же хотела, чтобы ты согласилась. Однако ее предательство пошло тебе на пользу. Не то что Николасу.

Алиса взглянула на Тесака. Пот градом катился по его лицу. Он изо всех сил сопротивлялся, чтобы не оставить ее одну без защиты. Она приблизилась к нему, но не отважилась обнять или как-то показать Гусенице, насколько Тесак ей небезразличен. Любым словом, жестом можно было навредить и ему, и себе.

– О чем это вы? – спросил Тесак.

– Да о Дженни, конечно, – ответил Гусеница.

Снова прозвучало это имя – Дженни. В лабиринте Чеширского лишь при воспоминании о нем Тесак чуть не лишился рассудка, и вот объявился еще один, кто знает это имя и понимает, что для Тесака это не пустой звук.

– Кролик обманул, пообещал, что ее никто не тронет, верно? – поцокал языком Гусеница. – Раз уж своему нанимателю верить нельзя, кому же тогда можно? Свое дитя ты считал неприкосновенным, так ведь?

– Нанимателю? – поразилась Алиса.

Значит, Тесак работал на Кролика? Неужели он так спокойно принимал на веру все ее рассказы о Кролике, потому что где-то очень глубоко, сохранил о нем воспоминания? Кем же он служил этому чудовищу?

Сторожевым псом, как Теобальд и Теодор? Таскал ему женщин мешками? Ее Тесак, тот самый, что защищал ее, оберегал от всякого сброда?

– Ребенок, – выдохнул Тесак и отшатнулся как от удара под дых. – Дитя. Да, Моя Дженни. Моя красавица.

Теперь его широко раскрытые серые глаза ожили, в них словно пронеслись миллионы нахлынувших воспоминаний, ошеломляющих, рвущих душу в клочья.

– Что же он сделал? – спросила Алиса.

– Николас? Или Кролик? – переспросил Гусеница. Он наблюдал, как Тесак задыхаясь рухнул на колени, и от самодовольной ухмылки Гусеницы Алисе захотелось прикончить его на месте, без лишних раздумий и сожалений. Она испытала ту же ненависть, что и русалка, желая ему долгой, мучительной смерти, ведь он истязал Тесака, так пусть и сам помучается.

– Дженни, – повторил Тесак.

Алиса никогда его таким раньше не видела, даже во власти Бармаглота. Она никогда не видела его униженным.

– Эта история ему известна, ведь он сам в ней участвовал, – сказал Гусеница. – Просто она затерялась в том месиве, что у него вместо мозгов, и сейчас он в состоянии вспомнить одно лишь имя… Дженни. Я тоже знаю эту историю, мне ее рассказал Кролик. Я собираю не только безделушки, истории тоже.