камень и повертел в пальцах. Потом вернул:

– И что?

И тут Ренн в голову пришла одна идея.

– Вы ведь празднуете Яичный Рассвет, да?

– Конечно. Но при чем тут…

– Помнишь, я говорила, что подруга Волка должна со дня на день принести волчат? Что, если это каменное яйцо – знак? Что, если предки хотят, чтобы Волк к Яичному Рассвету вернулся к своей подруге?

В толпе снова начали тихо переговариваться, но на этот раз в голосах людей слышались нотки сомнения.

Чинут снова потеребил кисточку седых волос, а потом лицо его прояснилось.

– Возможно, часть вашего рассказа – правда, – сказал он. – Возможно, наши предки действительно оказали вам внимание… Но вы неправильно все поняли. Они хотят, чтобы вы остались здесь и вместе с нами встретили Яичный Рассвет.

Торак всплеснул руками:

– Ренн, все бесполезно, так мы ни к чему не придем!

Ренн промолчала, а потом решение пришло само собой, вспыхнуло в голове, как искра от костра. Ее самым ярким впечатлением от увиденного в Лесу было то, как близки предки Водорослей. Их словно накрывала и удерживала вместе крепкая сеть дружбы и взаимной любви, так они жили всегда. И это должно было перейти к их наследникам. Кровное родство – вот что ценят превыше всего Бурые Водоросли.

Ренн повернулась к Тораку:

– Мы всё только усложняли.

– О чем ты? – удивился он.

– Думаю, я знаю, что нужно сделать, – тихо сказала Ренн.

Торак спрыгнул в загон, Волк перестал ходить туда-сюда и посмотрел на него потускневшими глазами. Потом подошел к брату по стае и вяло ткнулся носом ему в нос, лег и положил морду между вытянутыми вперед лапами.

Не обращая внимания на толпу Водорослей, которые наблюдали за ним с помоста, Торак сел на корточки рядом с Волком и обратился к нему на волчьем языке: «Тебе грустно».

Волк дернул усами: «Я скучаю по Темной Шерсти, по Камешку, по всем».

«Сестра по стае знает, как заставить этих бесхвостых тебя освободить», – сказал Торак.

Волк скользнул взглядом по сестре по стае, которая стояла в нескольких шагах от них, и снова посмотрел на Торака.

«Как?»

«Завой Темной Шерсти и всем остальным».

Волк тяжело вздохнул: «Они слишком далеко, не услышат».

«Брат по стае, ты должен это сделать!»

Волк непонимающе посмотрел на Торака желтыми, как янтарь, глазами.

«Доверься мне, – сказал Торак. – Завой! Завой о том, как ты по ним тоскуешь!»

Волк какое-то время лежал неподвижно, потом заставил себя встать и прошел несколько шагов вперед. Оглянулся на Торака. Поднял морду к небу и завыл.

Сначала вой был тихим и нерешительным, Волк как будто пробовал, получится ли вообще завыть. Но очень скоро, когда его переполнили поднимавшиеся от самого сердца чувства, вой набрал силу.

Люди на помосте качали головой, прикладывали ладони ко рту и сглатывали слезы. Волчий вой был полон тоски и боли. Это была самая чистая, самая искренняя и самая грустная песня. Снова и снова Волк посылал в ночь волны своего одиночества, и так длилось, пока последняя печальная нота не растаяла вдалеке.

Волк постоял, опустив морду и хвост. Потом лег на бок и закрыл глаза.

Никто не решался нарушить наступившую тишину, только факелы потрескивали и волны с шорохом лизали берег.

А потом какая-то женщина сказала:

– Я знаю, что чувствует волк. – Это была Халут. – Я то же самое чувствовала после удара Звезды-Молнии. Мы с братьями оказались среди чужаков и не могли вернуться на наш остров. Понимать, что ты отрезан от своего племени, – самое тяжелое чувство.

Люди на помосте закивали. Только Чинут продолжал хмуриться.

У Ямны щеки стали мокрыми от слез.

– Такая тоскливая песня, – сказала она.

– Потому что он тоскует, – сказал Торак. – У него есть мы с Ренн, но этого недостаточно, он тоскует по своей подруге.

Они с Ренн подошли ближе к помосту и посмотрели на Чинута.

– Волки выбирают пару на всю жизнь, – продолжил Торак. – Волк никогда не оправится от потери подруги.

– Если будете удерживать его здесь, – сказала Ренн, – он, как бы хорошо вы о нем ни заботились, будет одиноким и несчастным до конца своих дней.

Чинут нахмурился еще сильнее, потом откашлялся и наконец сказал:

– Такого предки никогда не пожелают. – Он снова дважды стукнул посохом по помосту. – Я принял решение. Мы должны отпустить волка.

Глава 22

– Не забывай, – сказал Куджай, – сначала отклоняешься от цели, потом наклоняешься к ней и отпускаешь.

Дарк правильно качнулся взад-вперед, но, когда бросил сеть, она упала на воду, как рваный полумесяц.

– Уже лучше, – сказал Куджай, доставая из реки свою сеть, которая плавала на воде, словно луна на небе в полнолуние.

– Лучше – это недостаточно, – проворчал Дарк. – Недостаточно для того, чтобы поймать души демона.

– Давай еще раз. И помни, бросать надо вверх.

Дарк в сотый раз повторил нужные движения, но все еще думал о том, что должен делать, в то время как Куджай бросал сеть естественно, как дышал.

– Берешь собранную в пучок сеть одной рукой; обматываешь запястье лесой; берешь одно грузило и набрасываешь кусок сети на плечо; половину той, что осталась, держишь свободной рукой; отклоняешься назад, потом – вперед и бросаешь.

В этот раз получилось лишь немного лучше, но, когда Дарк начал вытягивать сеть, она не поддалась.

– Зацепилась за что-то, – сказал Куджай.

– Сам вижу, – грубо ответил Дарк и побрел в воду.

Сеть зацепилась за крупную корягу на дне реки. Дарк попытался высвободить ее ножом, но был так зол, что от усилий толку не было никакого, только на лезвии ножа из кремня появились зазубрины.

Зарычав, он отбросил нож на берег, чем испугал Арк, и та, каркнув, отлетела подальше.

Куджай скрестил руки на груди и топнул пяткой по снегу. Среди льдин кричала стая гаг, и звуки эти очень напоминали язвительный смех.

Дарк сунул руку в ледяную воду, и сеть распуталась, как будто бы сама собой.

Почувствовав себя дураком, побрел обратно на берег. Он весь вымок, замерз и, кроме противной кашицы из чистеца и гулявника, ничего не ел с вечера накануне. И в наступающий вечер тоже нельзя было есть – никакой еды, пока не сделает подношение к Яичному Рассвету.

– Сеть не попортил? – спросил Куджай.

Дарк помотал головой.

– Хорошо. Давай еще разок.

Дарк долго и устало выдохнул:

– Ничего не получится.

– Все получится. Сейчас ты бросаешь гораздо лучше, чем вначале.

– Куджай, ты забрасываешь сеть всю свою жизнь, ты делаешь это,