Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он с головой ушел в размышления, что можно позаимствовать для армии из будущего. И пришел в себя только от стремительно приближающего пронзительного рева.
И сразу заорал во весь голос, потому что уже прекрасно понимал, что это такое.
— Живо из машин, живо! Воздух! Воздух, мать вашу!
Потом сам выпрыгнул из телеги и ринулся в сторону от дороги.
Машины остановились, медицинский персонал и больные бросились врассыпную.
— Тук-тук-тук... — в рев самолета вплелся мерный, быстрый стук.
Дорогу словно вспороло гигантским когтем, одна из полуторок густо задымилась и сразу развалилась, словно разом из нее разом исчезли все болты и крепления.
Немецкий самолет с диким ревом промчался почти над головами и быстро ушел в облака.
— Бля... — Ваня покрутил головой по сторонам, увидел распростертые на дороге тела и побежал к ним, в голос молясь: — Только не Настьку, только не бабу Дусю, пожалуйста...
И еще не добежав, уже понял, что его молитву никто не услышал.
Настя лежала ничком, распростершись на дороге, как будто загорала на пляже. На затылке у нее алело маленькое пятнышко крови.
Евдокии Михайловне разворотило крупнокалиберной разрывной пулей грудь и оторвало руку.
Из всего лазарета погибли только они.
Похоронили их на высоком пригорке, возле двух молоденьких красивых березок. Ваня с Петрухой сами выкопали могилы
Варвара Сергеевна, не скрываясь, плакала. Плакали все, кроме Ивана. Почти полностью выжженные эмоции в Ване совсем умерли. Ему казалось, что теперь он никогда не сможет даже улыбаться. А еще ему было очень стыдно, за то, что он обманул Настеньку.
Глава 15
Глава 15
В Тартолово, небольшой поселок, почти начисто стертый с лица земли, прибыли вечером.
Варвара Сергеевна сдержала свое обещание и выдала медицинские заключения. Оформленные как положено, с печатями, вот только вела она себя почеркнуто строго и даже накричала на Ивана, ни с того ни с сего. Словно не было той сцены в палатке, когда она поцеловала его.
Ваня слегка подохренел, а Петруха с умудренным видом заявил:
— Баба, когда мусик хосет — совсем дулной. А эта — два лаза дулной.
— Почему два раза? — машинально переспросил Ваня.
— Потому что баба-командила! — авторитетно пояснил якут. — Баба нельзя комадила. Даже если умный — слазу дулной будет. Не понимаес? Один лаза дулной потому сто хосет. Втолой лаза, потому сто командила.
— Понятно... — Иван немного поразмыслил и полностью согласился с Петрухой. В отношениях с женщинами он больше всего ценил простоту и ясность. А в странных отношениях с Селиверстовой ни тем, ни другим даже не пахло. И вообще, были ли те отношения?
Дальше предстояло найти свою штрафную роту, но с этим сразу повезло. Едва Петруха и Ваня отошли от разбитой школы, где квартировал госпиталь, как наткнулись на штрафников, возвращавшихся с переформирования.
Иван попытался найти знакомые лица, но нашел всего трех — командира противотанкового отделения, которого спас в свое время, Серегу Сидорова из Ваниного отделения и еще одного малознакомого парня из третьего взвода. Получалось, практически весь состав уже сменился.
Что с ними случилось не осталось загадкой. У штрафников присутствовало всего четыре варианта покинуть штрафное подразделение.
Первый — погибнуть в бою.
Второй — попасть в госпиталь и освободиться по ранению.
Третий — освободиться досрочно, совершив подвиг
Либо отбыть срок от начала до конца.
И Ваня прекрасно понимал, что из всех этих вариантов самым вероятным и очевидным был первый.
Правда ротный, особист и политрук остались живыми.
А из взводных — только старший лейтенант Рощин. Остальные комвзвода менялись чуть ли не после каждого боя, а Рощин все оставался живым. Ваня даже стал подумывать, что он заговоренный.
Такой неравный расклад между рядовым и командным составом наводил на нехорошие размышления, раньше Ваня без сомнений подумал бы, что сатрапы-командиры гонят солдат на убой, а сами прячутся за спинами подчиненных, но сейчас Иван никого не стал осуждать, потому что не один раз видел своими глазами — командиры себя тоже не щадят.
— Вы... — увидев Ваню и Петруху, ротный окинул их тяжелым взглядом. Но потом, с такой же неприветливой мордой, вдруг крепко пожал каждому руку.
Особист руку жать не стал и начал сразу с вопросов:
— Где Демьяненко и Аллахвердиев?
Получив ответ, напрочь потерял к Ване и Петрухе интерес.
Рощин откровенно обрадовался.
— Живы, чертяки!!! — взводный даже не погнушался обнять якута и Ваню. — Очень хорошо, что вы вернулись, мы с вами повоюем еще!
Ваня тут же подумал, что старлей обрадовался не им, а возможности опять замутить какую-нибудь авантюру.
А вот политрук... политрук никакой радости не демонстрировал.
Поймав момент, когда они остались без свидетелей, Уланов недовольно буркнул.
— Ну и какого хрена, спрашивается? Тебе осталось пять дней отбывать, а тебе шесть. А завтра нам идти в атаку. Мозги в голове есть?
Ваня не нашелся что ответить и смолчал.
— Не могли подольше в роту добираться? — продолжил бурчать политрук. — Ну и что с вами теперь делать? Ладно... — он ненадолго задумался. — Старший лейтенант Рощин вас к себе забрал? Тогда что-нибудь придумаем. А сейчас идите, получайте оружие. И нехрен геройствовать, понятно? Не слышу?
Иван с якутом дружно ответили, что им все понятно. Хотя поведение политрука несколько озадачило Ваню. Уж слишком оно было нетипичным для Уланова, постоянно агитировавшего штрафников отдать свою жизнь за родину и партию.
Ваня даже поинтересовался у Петрухи, мол, как думаешь, что случилось с политруком.
Якут ответил в своем стиле:
— Холосый пастух свой олень тоже белесет.
Ваня с ним не согласился, но ломать себе голову не стал.
Затем Иван стал счастливым обладателем винтовки Мосина, потертой, тяжелой и длинной, изготовленной в тысяча девятьсот десятом году. С четырехгранным штыком, погнутым на кончике. Пояс оттянули подсумки с сорока патронами. Якут получил точно такую же мосинку, того же года, но он, в отличие от Вани, древнему винтарю откровенно обрадовался.
— Холосая, холосая... — со счастливой мордой якут пару раз приложился и ласково погладил винтовку по ложе. — Холосая...
А еще они получили по гранате Ф-1 каждый, по саперной лопатке, по драному сидору и по помятому котелку с ложкой. На этом с экипировкой покончили.