– Киллер-центр отошел в мир иной в полном составе. Вы уверены, Герман Довлатович, что это именно он ликвидировал Забодыко?

– Я это знаю, – последовал ответ.

– Эх, если бы еще знать, кто заказчик! По чьему приказу действовали киллеры…

– Уже известно.

– Что?! Ты серьезно?

– Убийцы действовали по наводке Прохора Бородкина.

– Откуда ты… он же… шутишь?!

– У меня есть две пленки переговоров Бородкина. Одна – с Забодыко, где он предлагает Николаю «надавить» на комиссию по военным закупкам, а вторая – с генералом киллер-центра.

– Не может быть! Зачем Прохору убивать Николая?

Рыков молчал.

Трубка в руке Коржанова стала влажной.

– Что докладывать наверх?

– Доложишь, что убийцы Забодыко наказаны, КОП проверена в деле и идет по следу дальше. Мой приятель Котов не объявлялся?

– Пока нет.

– Дайте знать, когда позвонит. Но обо мне ни слова.

– Будь спокоен. Что у нас на очереди… после Бородкина?

– Хороший вопрос. После Бородкина начнем работать по «СС». Пора кое-кого там подержать за яйца.

– Как? – не поверил ушам Коржаков, который ни когда раньше не слышал от Рыкова ни одного бранного слова.

В трубке раздался смешок, затем характерный свист отключенного скремблера. Связь прервалась.

Размышляя над необычной развязностью Германа Довлатовича, Коржаков позвонил секретарю президента и, сказав, что у него срочное дело, отправился на доклад.

В тот вечер они гуляли по Рязани допоздна. Вряд ли Василий вспомнил бы, что говорил Ульяне, да это было и не важно. Главное, что ему было хорошо, как никогда, а ей интересно, и Василий рассказал о себе все, вернее, почти все, в том числе и о своем серьезном намерении добиться того же, чего добился Матвей Соболев.

Женская красота и ум в большинстве случаев несовместимы, Василий не раз убеждался в этом, но в отношении Ульяны эта истина не работала. Она была обаятельна, мила, красива так, что кружилась голова, и необыкновенно умна, поэтому хотелось выглядеть в ее глазах соответственно, хотя Вася нет-нет да и одергивал себя, понимая, что увлекается. У девушки в характере не было властолюбия, желания подчинять других, однако и подчиняться она тоже особенно не хотела.

Побродив по парку Есенина, а потом по тротуарам ндоль Первомайского проспекта, они вернулись к машине Котова, терпеливо дожидавшейся хозяина возле Медкомбанка, и к дому Ульяны подъехали в одиннадцать часов с минутами.

Василий боялся, что тетка Ули спросит: а где же первый кавалер? Но этого не произошло; Анна Павловна тонко чувствовала душевное состояние молодых людей, увлеченных беседой, и обладала врожденным чувством такта. На слова Ульяны, что гость останется у них ночевать, только с готовностью закивала, озаряясь улыбкой, доброй и понимающе-озорной.

Пока Василий принимал ванну, женщины приготовили легкий ужин: салаты, рисовый пудинг, клюквенный морс, варенье, чай. Молодые люди устроились в большой комнате со старинным сервантом, низкими креслами в стиле русский ампир, с вышитыми рушниками по стенам и коллекцией фарфора в стенке и принялись чаевничать.

– У меня на языке давно вертится вопрос, – признался Вася, стараясь реже смотреть на грудь Ульяны, туго обтянутую майкой, и стройные голые ноги девушки: она надела шорты и забралась в кресло с ногами. – Зачем тебе мединститут? Ты же Посвященная Внутреннего Круга.

– Посвященная – это не профессия, – ответила Ульяна, держа чашку с чаем в обеих руках. – Я хочу стать целителем, а для этого необходимо знать и тело человека, и его болезни, и традиционные методы лечения. В последнее время появляется все больше геопатогенных зон, усиливающих отрицательное влияние на людей. Я их вижу, обычные доктора – нет.

– А как они проявляются – патогенные зоны?

– Начинают вдруг умирать дети в роддоме, молодые матери… или старики в коммунальных квартирах. Заболевают нервными расстройствами вполне благополучные и здоровые люди, целые семьи. Кто их будет лечить? Кто научит бороться со злом?

– Почему ты?

– Потому что не могу сидеть и спокойно смотреть на страдающих людей. В конце концов, я мастер Дао света.

Василий вспомнил о Наталье, которая тоже была целителем – мастером рэйки, и поспешил перевести разговор в другое русло.

– Знаешь, недели две назад я думал о тебе и… мне показалось, что ты меня позвала… Голос прозвучал так реально, что я оглянулся! Что это было?

– Трансовая связь, – улыбнулась Ульяна. – В тот момент я подумала о тебе, и наши мыслесферы соединились. Это говорит о твоем потенциале.

– Правда? – обрадовался Василий. – А я уж начал подумывать, не крыша ли поехала от чтения мистической литературы? А по Мещере на лодках поплавать ты предлагала всерьез или чтобы проверить реакцию?

– Вполне серьезно. Этот вид отдыха не заменить никаким другим: река, лес, грибы-ягоды, тишина, запахи… Господи, я уже целых три года не плавала по Пре на лодке, так хочется!

– Тогда попутешествуем непременно. Вот съезжу в столицу, выясню, что от меня хотят, и через пару недель приеду. Самандара брать с собой обязательно?

Ульяна слегка нахмурилась.

– Он мой давний друг и… я бы не хотела его разочаровывать окончательно.

– Что ж, пусть плывет тоже, – великодушно согласился Вася. – Третий не всегда лишний.

Ульяна откинула голову и засмеялась.

– Вряд ли Вахид считает себя третьим лишним.

– А может, пригласим тогда уж и Матвея? С семьей? – Василий тут же пожалел, что задал этот вопрос, потому что в глазах Ульяны всплыли тоска и боль. И хотя девушка сразу же заблокировала свои чувства от собеседника, улыбаться она стала реже.

– Матвей… не поедет с нами, – проговорила она с запинкой. – Он стал другим…

– Я это заметил.

– У него свой путь, длиннее и тяжелее нашего. И дело даже не в этом… Не то чтобы я боюсь с ним встречаться, но… не хочу. – Ульяна посмотрела прямо в глаза Котова. – Знаешь, если бы я захотела, он бы бросил все и пришел!

– Верю, – хрипло бросил Вася, съеживаясь до размера крольчонка. – Но Кристя…

– Да, он любит ее… – Ульяна отвернулась, успокаиваясь. – Поэтому я не спешу замуж, хотя Вахид давно предлагает мне выйти за него.

– И что же? – Василий продолжал уменьшаться, как проколотый воздушный шарик, в ушах шумело – это выходил из шарика воздух. Ульяна искоса глянула на него, веселые огоньки зажглись в ее потемневших глазах.

– Как говаривал один сатирик: брак – это всегда борьба: сначала за объединение, потом за равноправие, потом за независимость. Я начинаю борьбу с последнего момента.