Если бросить взгляд на север, то на горизонте различимы белеющие здания Шлиссельбурга, города, захваченного в результате смелой операции 126-го пехотного полка. В 150 метрах от нас проходит железная дорога на Ленинград. Попавшие под огонь вагоны изуродованы снарядами до неузнаваемости.

У наших артиллеристов было одно преимущество: они наблюдали за противником с господствующей над местностью высоты. Поэтому имелась возможность препятствовать его передвижениям по ведущему на Ленинград коридору. У русских тоже был неплохой наблюдательный пункт — они устроились на огромной горе шлака слева от треугольника для поворота локомотивов. Все без исключения, кому пришлось сражаться в районе Ладожского озера, помнят и «вересковый коридор», и «электрический коридор», и «партизанскую дорогу», и все остальное. Противник громогласно заявил о том, что вскоре начнет крупномасштабное наступление на Мгу, крупный железнодорожный узел. Сообщил даже о сроках этого наступления — 13 августа 1943 года. То, что «иваны» (так мы величали русских) заблуждались, выяснилось позднее. И у нас хватало тех, кто способен был поставить жизнь на карту.

А потом разыгрались бои за наши позиции. Впрочем, слово «позиции» плохо подходит для описания того, во что они превратились. Ни траншей, ни ДОСов, ни землянок. Местность уподобилась лунному ландшафту. Полуобвалившаяся землянка — вот что осталось от командного пункта роты. Несчастная 1-я рота, чьи жалкие остатки были рады-радешеньки, когда им пришли на смену другие. Нас не покидало чувство тревоги. В самую первую ночь в траншеи 1-го взвода прорвалась штурмовая группа русских, с которой, правда, быстро разделались. Унтер-офицер Найтцель был тяжело ранен во время этой схватки. Артиллерия противника вела продолжительный беспокоящий огонь. К этому следует прибавить и постоянные атаки штурмовой авиации и низкоскоростных легких самолетов-ночников (мы прозвали их «кофейными мельницами»), с бреющего полета сбрасывавших на наши головы осколочные бомбы и горящий фосфор. И все это свалилось на нас, повторяю, в самую первую ночь. Первых раненых удалось незаметно спровадить из роты, так что они весь последующий ужас не видели. Еще ночью мы отрыли себе лисьи норы, заготовили ручные гранаты и боеприпасы и убрали с дороги множество трупов русских.

12 августа 1943 года мы без особых усилий отбивали эпизодические атаки русских, действовавших при поддержке штурмовой авиации. За что удостоились первой похвалы командира полка полковника Фукса.

В 1-м взводе фельдфебеля Грюнталя, находящегося в сапе на передовой, во второй половине дня был схвачен русский перебежчик из трудового батальона Ленинграда. Его показания показались нам правдоподобными. Если верить им, русские располагали не очень крупными силами на исходных рубежах. Наш боец по фамилии Якубасса доставил перебежчика на полковой командный пункт. К вечеру фельдфебель Грюнталь сообщил: «Русские сосредоточивают в лощине крупные силы пехоты». Под лощиной он имел в виду небольшой овражек прямо перед сапой на участке Грюнталя.

Мы с командиром ползком отправились на передовую. Фельдфебель Грюнталь попросил подкрепления, но сил у него вроде было вполне достаточно. И вот, не особо доверяя услышанному от фельдфебеля Грюнталя, мы поползли обратно. Ночью нам даже не дали толком перекусить — русская разведгруппа ввалилась прямо в нашу траншею. Видимо, аппетитный запах чечевичной похлебки Петера Кляйна приманил их. Проблему решили, наскоро организовав контратаку, после чего продолжили трапезу в уже спокойной обстановке. Так что ночь на 13 августа 1943 года прошла без особых приключений.

В предрассветной мгле около 5 часов на нас внезапно обрушился ураганный огонь русских. «Иваны» били по нам из орудий крупного калибра, танков, минометов, словом, из всего, что могло стрелять! Начался ад в чистом виде. Все бескрайнее заболоченное пространство перед нами буквально пылало от вспышек выстрелов. Ничего нельзя было разглядеть! А потом снова вернулась ночь — воздух наполнился густым пороховым дымом и песчаной пылью, от которой саднило в глазах. В нашу уже полуразрушенную огнем землянку ударил новый снаряд. Все живое было стерто в порошок или засыпано фонтанами песка. Наш командир сидел на корточках у входа в землянку, ему в левую ногу угодил осколок снаряда. Ураганный огонь не прекращался. Сжавшись в комок, бойцы в окопах и траншеях, замотав носовыми платками затворы — чтобы песок не попал в них и оружие не отказало в решающий момент: предстояла рукопашная. Только прямым попаданием снаряда можно было вывести их из строя. Многих моих товарищей или засыпало песком в окопах, или раскромсало на части разрывами снарядов. Песок не успевал впитывать кровь. Стиснув зубы, готовые к чему угодно, мы мольбами приближали конец безумствовавшей вокруг огненно-стальной бури. Когда спустя час смертоносный град стал понемногу утихать, каждому сидящему в окопе стало ясно: все, сейчас они явятся к нам! Именно так и произошло. Едва русские снаряды стали рваться за командным пунктом полка, как наш командир выкрикнул: «Готовьтесь! Вон они! Сейчас будут здесь!»

Сражение за Синявинские высоты августа 1943 года представляло собой классическое пехотное сражение. За три дня одна только наша рота потеряла 100 человек. Что же касается наступавших русских, их потери многократно превышали наши. Поле битвы представляло собой адское зрелище. Я набросал эту схему наших позиций сразу же по завершении сражения

Картину, представшую моему взору тогда, мне не забыть до конца жизни. Один за другим русские со знаменосцем в центре группы устремились на наши позиции. Только на кого они устремлялись? У нас и людей-то не осталось — всех перебили. А у тех, кто уцелел, оружие было безнадежно забито песком. Оставались разве что карабины с примкнутыми штыками, да ручные гранаты. Их мы и могли противопоставить надвигавшемуся на нас цунами. Из окопов 1-го взвода было видно, как некоторые из наших побежали к полковому командному пункту. Нет, ребята, мы так не договаривались — все, кто выжил после ураганного огня, принимают бой. Из нескольких остававшихся у нас карабинов мы открыли огонь по атакующим. И оторопели — почти никого не уложили! Как это может быть? Что они, в броню закованы, что ли? Командир вопил: «Стрелять по ногам!» А вот на это они явно не рассчитывали! И тут нагрянули бронированные штурмовики Ил-2 с крупнокалиберным бортовым оружием и осколочными бомбами. Но уничтожать было уже некого и нечего, так что пришлось им атаковать наш тыл.

Тем временем русские пехотинцы стали с обеих сторон обходить наш ротный командный пункт. Их превосходящие силы — на наш участок бросили не меньше парочки дивизий — вплотную приблизились к нашим окопам и траншеям. С криками «ура» мы, как обезумевшие, пытались отбиться, забрасывая их ручными гранатами. Справа в наши траншеи спрыгивали все новые солдаты в темно-зеленых касках, их вполне можно было прикончить ударом с фланга. Вражеская пехота, проскочив мимо нас, уже успела оторваться довольно далеко. Ради того, чтобы не оказаться в плену, не грех и уступить чуть-чуть территории. Наши шестиствольные минометы и артиллерия, придя в себя, вели огонь по атакующему противнику. Повсюду царила кровавая неразбериха, полнейший хаос. Многочисленные потери противник постоянно возмещал новыми солдатами. Да и наши ряды редели, что серьезно ухудшало наше и без того непростое положение. Казалось, все кончено. Но мы не побежали словно перепуганные зайцы от нашего закованного в броню противника. После того как командный пункт роты пришлось оставить, обер-лейтенант Малиновски, человек опытный, прошедший не один жестокий бой, собрав последние остатки людей, бросил их в контратаку. Горстка бойцов — двое радистов, трое связных и еще несколько человек из группы Ольсена — с громкими криками «ура» бросилась навстречу русским. Те явно не ожидали ничего подобного и отступили. С примкнутыми штыками и ручными гранатами мы нанесли удар вдогонку отступающему противнику. Теперь повсюду мелькали темно-зеленые шлемы удиравших со всех ног русских, кое-кто падал и больше не поднимался. Отбив ротный командный пункт, мы вскоре добрались и до отсечной позиции. Мне поручили доползти до командного пункта батальона и доставить подкрепление — штурмовую группу Альтенберга. Результат предпринятой врагом мощнейшей атаки пока складывался в нашу пользу. С несколькими бойцами 2-го взвода мы под командованием обер-фельдфебеля Шульца продолжили контратаку, и все потерянные было позиции 2-го взвода были отбиты у врага. Но русские продолжали удерживать выдвинутый вперед участок наших траншей.