Но воды нигде не встречалось.

Зошина подумывала, не вернуться ли ей в город, но все в ней сопротивлялось новому столкновению с неразрешимыми проблемами, которые ждали ее во дворце.

Она знала, что решение существует, но никак не могла его найти.

«Не могу я… вернуться», — шептала девушка.

В то же время она прекрасно понимала, что Ники должен был уже сообщить о случившемся, и скорее всего принц-регент давно выслал кого-нибудь на поиски.

«Он… сердится на меня», — подумала Зошина, и от этой мысли легкий холодок пробежал по ее телу.

Но даже его гнев был бы лучше, чем жизнь без любимого с ненавистным ей королем.

Зошине казалось, что эта ненависть и отвращение к нему, столь несвойственные ее натуре, унижали ее. Она теряла чувство собственного достоинства и словно опускалась до его уровня.

«Нет, я не смогу жить такой жизнью и никогда не смогу уподобиться подружкам короля».

Снова ее поглотили те же мучительные переживания, которые преследовали ее всю ночь, не давая ни на миг заснуть.

Губы у Зошины пересохли, жажда становилась нестерпимой.

Объехав огромный валун, она увидела прямо перед собой легкий дымок, поднимающийся вверх.

Она послала Шаму вперед, надеясь, что найдет там лесорубов.

Подъехав ближе, она увидела костер, вокруг которого собрались цыгане.

В Лютцельштайне тоже часто встречались цыгане, и сестры всегда интересовались их жизнью, а Каталин находила в ней особую романтику.

Зошина даже пыталась изучать язык цыган, но он оказался слишком трудным для нее, а от фрау Вебер девушка узнала историю этого народа.

В Лютцельштайне преобладали венгерские цыгане. И Зошина предположила, что и в Дьере должны кочевать их собратья.

Подъехав к Их костру, она убедилась, что облик цыган, черные волосы и глаза, очень напоминали тех, кого она встречала в Лютцельштайне.

Сидевшие у костра мужчины стали медленно подниматься, изумленно рассматривая подъехавшую всадницу.

Чтобы успокоить их, она поспешила произнести на их языке приветствие, означавшее «добрый день».

— Latcho Ghes! — сказала девушка.

Цыгане заулыбались.

— Latcho Ghes! — неслось со всех сторон, но остальное она понять уже не смогла.

Спешившись и ведя Шаму за повод, Зошина подошла к костру и попросила:

— Не могли бы вы дать мне немного воды?

При этом она подтвердила свою просьбу жестами. Цыгане зашумели, и одна из женщин поспешно схватила бурдюк и отлила из него воды в кубок, сделанный из рога антилопы.

На вкус вода оказалась чуть солоноватой, но Зошина была слишком измучена жаждой, чтобы привередничать. Она выпила все, и женщина снова наполнила кубок.

Тогда Зошина показала на Шаму, понимая, что конь измучен жаждой не меньше ее. И снова цыгане догадались, о чем она просит, и один из пожилых мужчин взял у нее из рук уздечку и отвел коня туда, где их собственные лошади были привязаны рядом с огромной выдолбленной тыквой, наполненной водой.

Зошина стояла, наблюдая за жеребцом, и тут одна из женщин на немыслимой смеси языков предложила ей поесть.

Тогда только девушка заметила, что над костром висел большой горшок, в котором цыгане готовили себе пищу.

Там, видимо, тушилось мясо молодого оленя или газели.

Зошина охотно приняла приглашение. Жажда ее больше не мучила, но голод уже давал о себе знать.

Она не завтракала, а судя по тому, как высоко поднялось солнце, близился полдень.

Ей положили в деревянную миску кусок мяса и даже достали откуда-то старинную серебряную ложку, хотя сами они ели руками, подбирая соус черным крестьянским хлебом.

На ложке был выгравирован какой-то замысловатый герб. Возможно, не так давно она входила в столовый набор знатного дворянина.

Мясо, приправленное травами, было удивительно вкусно.

Зошина пожалела, что бросила заниматься языком и теперь могла изъясняться лишь отрывочными фразами, сопровождая их пантомимой.

Она поняла, что цыгане перекочевывали к востоку, и предположила, что они вскоре покинут Дьер, поскольку никогда и нигде не задерживаются надолго.

Женщины с огромными темными глазами были очень красивы, дети, смуглые, очень живые, — прелестны.

Мужчины казались суровыми, угрюмыми и неприветливыми. Видимо, к ней отнеслись с подозрением, поскольку ее никто не сопровождал.

Они посматривали на нее и о чем-то перешептывались, словно ждали какого-нибудь подвоха.

Она попыталась объяснить, что приехала из города и собирается возвратиться домой. Чтобы показать, что им нечего опасаться ее, Зошина посадила к себе на колени маленького мальчика и позволила ему играть жемчужными пуговицами на жакете ее костюма для верховой езды.

Один из цыган что-то шепнул той женщине, которая первая пригласила девушку поесть с табором. Та улыбнулась и кивнула. После этого цыган встал, окинул Зошину все тем же подозрительным взглядом и направился куда-то прочь.

Зошина уже собралась сказать, что ей пора возвращаться, но цыганка вытащила чашу, налила туда кипящую воду из очень старого чайника и поднесла ей.

— Чай, — сказала она, — чай.

Зошина взяла чашу из рук цыганки и пригубила незнакомый на вкус, но очень приятный напиток.

Она не могла различить, какие травы входили в его состав, тем более что туда добавили меду.

Окружавшие ее цыгане пришли в восторг от того, что ей понравился чай, и когда она допила его до конца, предложили ей еще, но она только покачала головой:

— Мне надо ехать!

Зошина поискала глазами Шаму, и ей вдруг показалось странным, что расстояние от костра до того места, где его привязали вместе с цыганскими лошадьми, так увеличилось.

Ей совсем не хотелось двигаться, она никак не могла заставить себя подняться на ноги.

Цыгане наблюдали за ней, и ей показалось, что они смотрят на нее иначе, чем раньше.

На мгновение ей показалось, что она знает почему, но прежде чем девушка сумела удержать эту мысль, лица цыган расплылись и отступили куда-то далеко, так же, как Шаму.

«Мне надо подняться! Мне надо ехать!» — попыталась приказать себе Зошина.

Но вместо этого почувствовала, как погружается куда-то в темноту, в которой уже не было никаких Мыслей…

— Проснись же, ну проснись, Зошина! — Голос раздавался откуда-то издалека. — Зошина!

Она узнала этот голос. Волна неслыханного счастья обдала все ее существо.

— Зошина!

Теперь голос звучал громче и требовательнее. Девушка улыбнулась этому знакомому до боли голосу и с усилием открыла глаза.