В течение двух последующих дней наши войска захватили весь остров. К 1 июня германские части контролировали весь Крит. В ходе операции мы потеряли убитыми и пропавшими без вести около 4000 человек и примерно половину от этого числа ранеными.

Потери среди парашютистов оказались столь значительными, что нас больше не стали применять для массированных десантных атак с воздуха. Более того, после боев за Крит мы перестали быть элитными войсками в полном смысле этого слова: к нам поступило много новобранцев, которые не успели даже толком научиться прыгать с парашютом.

Транспортировка на базу в Берлин всех уцелевших бойцов из нашей дивизии заняла около недели. Прибыв туда, я надеялся, что получу отпуск домой, но, к моему глубокому разочарованию, этого не произошло. Единственное, что утешило меня, это письмо от Ингрид. Она писала, что все у них хорошо, а мой сын подрастает и скучает по отцу. Я в ответ написал им письмо о том, как я скучаю по ним, а также о том, что я жив и здоров и моя служба идет вполне нормально. Рассказывать о большем я не решился, поскольку переписка, как я уже говорил, подвергалась цензуре.

Новички, поступившие к нам, смотрели на участников Критской операции как на героев. Конечно, это льстило нашему самолюбию, но уже не так, как могло бы льстить раньше. Слишком дорогой ценой нам досталось это звание героев. И тем не менее штурм Эбен-Эмаэля и Критский десант — это легендарные страницы истории немецких парашютных войск. И я испытываю определенную гордость от того, что был участником этих событий.

После Критской операции я вскоре был произведен в сержанты, Зоммер — в фельдфебели, а Конрад — в младшие унтер-офицеры. Между тем наша дивизия была преобразована в элитную пехотную дивизию. Мы получили артиллерийские и противотанковые орудия. Однако изменение нашего статуса, конечно, вызывало у многих чувство обиды. Но мы с Зоммером утешали себя тем, что благодаря случившемуся мы, вероятно, больше не будем участвовать в настолько опасных операциях.

Что еще интересно, после войны я много читал об успешных бомбардировках британскими ВВС территории Рейха. Но это не совсем так. По крайней мере, даже после войны я мало слышал от немцев о серьезных разрушениях, вызванных британскими авианалетами до середины 1941 года.

Таким образом, жизнь Германии продолжала течь своим чередом. А наша дивизия после переформирования была переброшена в Польшу. Но, конечно, вначале мы еще ничего не знали о том, что совсем скоро нас ждет война с Советским Союзом, которая окончится трагедией для Германии.

Еще когда мы ехали в Польшу, нам в глаза бросались усиленные дозоры вдоль железнодорожных путей. Зоммер сказал, что это не предвещает ничего хорошего. Но я утешал себя тем, что более опасных боев, чем те, в которых мы побывали, уже быть не может.

В Польше мы ожидали приказа. Никто из нас, простых бойцов, ничего не знал точно. И поэтому, как водится, ходили разнообразные слухи. Некоторые говорили о том, что нам предстоит поход на Индию и якобы Москва уже дала разрешение на проход войск Вермахта через советскую территорию. С другой стороны, мы слышали о перемещениях Красной Армии возле наших границ. Это озадачивало нас всех. Мы знали о пакте между Гитлером и Сталиным, и Зоммер предположил, что это какой-то секретный маневр, чтобы одурачить англичан.

Только ночью с 21 на 22 июня 1941 года перед самой полуночью мы были разбужены по приказу командира роты. Когда мы построились, командир роты прямо перед нами распечатал коричневый конверт и зачитал нам находившийся там приказ и прокламацию Гитлера. Все мы были ошарашены и слушали, затаив дыхание. Нам предстояло напасть на Советский Союз, самую большую страну в мире.

Конечно, думая об этом, все мы ощущали тревогу.

Каждый из нас слышал в школе о неудавшемся походе Наполеона на Россию. Впрочем, у Наполеона не было танков, а у фюрера их было огромное количество. У Наполеона не было Люфтваффе. Но, самое главное, нам объяснили, что война с Советским Союзом — вынужденная мера. Москва сама готовила нападение на Германию, а мы ее просто опередили. Впоследствии, когда мы увидели, какая огромная масса советских войск, военных складов и аэродромов была сосредоточена у самой нашей границы, мы окончательно поверили в то, что русские собирались напасть на нас. Мы их просто опередили. Что ж, значит, нам предстояла война ради жизни, ради будущего Германии.

Ожидая выдвижения вперед, мы нервно смотрели на часы. Многие из нас курили сигарету за сигаретой. Наконец мы снова оказались в грузовиках. Прежде чем достигнуть Советского Союза, нам предстояло преодолеть значительный отрезок пути по оккупированной русскими войсками части Польши. Мы были напряжены, встревожены, как это всегда бывает перед боем, и ехали, практически не разговаривая друг с другом. В кузове грузовика был отчетливо слышен рев его мотора.

Наша парашютная дивизия была частью группы армий «Центр», в которую входило более миллиона немецких солдат, тысяча танков, две тысячи артиллерийских орудий, двести тысяч автомашин и мотоциклов, двести тысяч лошадей. Мы выступали при поддержке около 900 самолетов Люфтваффе.

Одновременно с группой армий «Центр» Советский Союз атаковали группа армий «Север» и группа армий «Юг». Так начинался наш блицкриг. При этом немецкая авиация сразу вылетела бомбить советскую территорию, и прежде всего аэродромы, чтобы уничтожить находившиеся на них самолеты противника.

Наша 4-я парашютная двигалась позади танкового корпуса. Танковый корпус состоял из трех танковых дивизий, сопровождаемых сорока пехотными дивизиями, среди которых была и наша.

Вся наша огромная колонна остановилась у реки Буг, по которой проходила граница между германской и советской частями Польши. Немецкие артиллерийские орудия начали обстрел советской территории. Через некоторое время в ответ раздались залпы советских орудий. Новички из подчиненного мне отделения вздрагивали, когда падали советские снаряды, хотя они взрывались совсем далеко от нас. Я прикрикнул на своих солдат, что они не должны, как бабы, дрожать от каждого взрыва. Тем не менее мне и самому стоило некоторых усилий сохранить спокойное выражение лица, когда над нами пролетели пикирующие бомбардировщики Люфтваффе, направлявшиеся бомбить русские позиции. Услышав рев их моторов, я невольно вспомнил, как нас самих на Крите по ошибке бомбили немецкие бомбардировщики «Дорнье». Но на этот раз, конечно, ничего подобного не произошло.

Через некоторое время советская артиллерия была уничтожена, и наши танки начали переправляться через мост. Кроме того, через реку были переброшены два понтонных моста, чтобы ускорить продвижение войск. Тем не менее наша дивизия смогла переправиться на другой берег только к вечеру 22 июня. Все это время мы слышали где-то вдали громыхание взрывов. Мне это почему-то напомнило грохот устраивавшихся в Гамбурге каждое лето фейерверков, на которые я любил смотреть еще мальчишкой. Подобные странные сравнения иногда приходят в голову на войне.

После переправы мы получили время на сон, а перед рассветом мы быстро проглотили завтрак и получили приказ в пешем строю сопровождать танки.