Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Сюда нельзя!
– Это захват! – сказал брат. – Мирный захват.
– Понятно, – как-то легко, будто это бывает раз в месяц, согласился матросик и быстрым шагом направился в сторону капитанского мостика.
Лестница гудела рифлеными железными ступенями от топота наших ног. Распределились по ярусам. Я и еще один из старых полезли на самый верх. Смотровая будка. В ней надели на головы черные балаклавы. У него была настоящая, с обшитыми по краям отверстиями для глаз и рта. Свою же я сделал дома накануне из рукава черного свитера. Прихватил один конец сверху нитками, прорезал дырки для глаз, про рот забыл. На голову налезала с трудом, мешали уши и нос.
– Сид, смотри, тут еще лесенка, выше.
Мы полезли выше, на крышу этой маленькой круглой железной коробки. Крыша смотровой будки была конусообразной – чтобы удержаться на ней, нужно было схватиться за железный штырь мачты посередине. «Как бы не грохнуться. Вот это был бы номер!» – подумал я. Остальные партийцы чуть ниже вывесили растяжку и флаг.
– Красиво-то как! – сказал товарищ, сверкая глазами в прорези маски.
– Да, круто! – согласился я.
Действительно, было красиво отсюда, с высоты. Дул ветер, небо пасмурное. Внизу вокруг какие-то маленькие людишки. Черные, гладкие и блестящие, как свежевыкрашенные, перекатывались волны. Вдалеке, покачиваясь, ползли по воде катерки. Вокруг перебирали крыльями чайки, недовольно скрипя на нас. Ну да, вот что у них тут с высоты птичьего полета. А мы тут воруем у них чистый, свободный воздух. И тут ниже что-то громко зарычал брат. Ярко светило солнце, не было пасмурно, просто туча на мгновение закрыла солнечный свет. Золотились чешуей волны Невы. Проклятый циклодол, я отвлекся.
– Че он орет-то? – спросил я товарища.
– Ха-ха! Смерть чеченским террористам! – засмеялся он.
А засмеялся он, потому что другие лозунги обсуждали, что-то про достойную зарплату каким-то рабочим. Брата никто не поддержал, и он снова прокричал:
– Смерть чеченским террористам!
Только на третий раз закричали все. Нам-то вообще-то было все равно, что кричать, хоть про смерть, хоть про зарплаты. Все равно в жилу. Я посмотрел вниз на корму, вокруг камеры и оператора бегал человек в рубашке цвета кофе с молоком, с погонами на плечах и в фуражке. Периодически он пытался закрыть объектив камеры рукой. За ним, руки по швам, ходили два матроса, как рыбы-прилипалы. А партийцы все орали и орали. Где-то через полчаса на набережную подъехало две машины ОМОНа.
– О, за нами, сейчас начнется! – сказал товарищ и почесал шею.
Омоновцы в камуфляжной форме, в серых бронежилетах и зеленых военных касках (прямо как на войне), придерживая автоматы, строем довольно-таки угрожающе вбежали на палубу. Камера повернулась к ним, мы примолкли. Да и все затихло в ожидании. Дядька в фуражке кинулся к милиционерам с распростертыми руками. Что-то говорил одному из них, видать старшему, тыкая пальцем вверх, туда, где мы. Их было штук тридцать, этих омоновцев. Главный милиционер снял каску и что-то снизу говорил, задрав голову. Через несколько минут стали спускаться вниз партийцы. Среди них я увидел брата.
– Че, все, что ли? – спросил даже не меня товарищ.
– Да, похоже, все! – ответил я тоже не ему.
Мы полезли вниз. Там, где и надевали, сняли маски, аккуратно повесили на перила.
– Матросам на память! – усмехнулся товарищ.
Встречавшие нас внизу омоновцы недовольно морщились, только их старший улыбался.
– Ну что, все? Больше наверху придурков нет? – спросил он нас, бородатый.
– Нет, – ответил я.
Лицо его мне было знакомо. Хотя откуда? Может, циклодол шутки шутит? Впрочем, уже отпускало. Нас сопроводили к автобусам. Завели. Садитесь. С нами поехало трое, остальные загрузились во второй. При входе они сняли броники и вместе с касками сгрузили это все в угол за водителем. Поехали. С нами ехал бородатый. Сидел к нам вполоборота и все улыбался. Потом спросил:
– Вы что орали-то, дураки?
Мы переглянулись: какие же мы, мол, дураки.
– Смерть чеченским террористам, – наконец ответил брат.
– Это правильно! – сказал бородатый, не переставая улыбаться.
Откуда он мне знаком?
– Служил кто? – обернулся один из сидевших к нам спиной.
Мы промолчали. Кто же тут из нас служил?
– Долбоебы! – скривился он.
– Ничего, Саня, еще навоюются! – вступился за нас бородатый. – А вы что, нацисты?
– С чего вы взяли? – возмутился брат.
– А ты что, еврей? – спросил тот, который спиной сидел.
Все трое засмеялись.
– Капитан, когда ментам звонил, сказал, что нацисты «Аврору» захватили! – сказал бородатый, и они опять рассмеялись.
Доехали до отдела. Омоновцы от дверей автобуса до входа сделали живой коридор.
– Ну, давай, балбесы, пошли в тюрьму! – сказал, улыбаясь, на прощание бородатый.
Тут я понял, что не знал его никогда, просто он был очень похож на нашего отца.
В отделе нас рассовали по камерам. Немного погоготав над омоновцами, мы примолкли.
– И что нам теперь будет? – спросил кто-то.
Все зашутили про расстрел. А я задумался: а действительно, что? Страха не было. Просто за все время подготовки и обсуждения никто ни разу не задавался этим вопросом.
Через полчаса нашего пребывания в отделе приехала съемочная бригада НТВ. Дежурный провел их к нам, открыл камеру и спросил:
– Кто тут интервью даст?
Конечно же, брат. И вот он на фоне наших веселых физиономий за решеткой говорит в микрофон следующее:
– Ельцинский режим, прогнивший ельцинский режим никак не может покончить с чеченским сепаратизмом. В то время как в Чечне гибнут сотнями русские парни, проплаченные чиновники в Москве дают этническим преступным диаспорам беспрепятственно обирать русский народ! А деньги, вытащенные из наших карманов, через всяких там березовских тратятся на покупку оружия для чеченских террористов! Наша партия требует незамедлительных мер по наведению порядка в Чечне! А для начала требуем репортации из России всех этих чеченских бандитов! Или, как делал генерал Ермолов, надо взять их тут всех в заложники! Также требуем уголовного наказания всем чиновникам, уличенным в помощи чеченским боевикам! Смерть чеченским террористам!
И мы за решеткой тоже заорали:
– Смерть!
Журналюги, довольные, уехали. Брата обратно в камеру. Мы смеемся.
– Андрей! – говорим. –