Игнорируя стук в дверь, я схватила новый телефон Хью вместе с инструкцией по использованию и открыла дверь на балкон. Мы жили на четырнадцатом этаже, но до квартиры госпожи Ито было всего-то три фута, а ее стеклянная дверь не была заперта. Мне не хотелось проходить мимо Хью, особенно если вдруг зазвонит его мобильный телефон.

Смогу ли я? Я бросила сумку на балкон госпожи Ито и задумалась. Если ухватиться за балкон, перекинуть ногу...

Стук в дверь раздражал меня. Я села на перила балкона. От высоты к горлу подступила тошнота. Я посмотрела на небо и представила, как меня тренирует Акеми Михори: «Ты можешь сделать это. Думай о своем успехе».

Люди на улице начали поднимать головы и кричать, чтобы я не шевелилась, пока не приедут пожарные. Запретив себе смотреть вниз и затаив дыхание, я перенесла через решетку правую ногу. Зависнув над соседским балконом, я глубоко вдохнула и спрыгнула вниз. И оказалась в куче стираного белья.

Пробираясь через сырые трусы, штаны и рубашки, я чувствовала себя мокрой, но находящейся в безопасности.

Уехать из Токио было бы легче, если б на мне была хоть какая-нибудь обувь. Но, поскольку дома я не носила тапочки, а в спальне ничего не оказалось, в квартиру госпожи Ито я попала босиком. Загипнотизированная телевизионным шоу, соседка не видела меня. Я сбежала вниз по лестнице, проскользнула через черный ход и помчалась в первый попавшийся обувной магазин. Единственная пара обуви моего размера оказалась довольно-таки уродливой.

Я мерила туфли, когда зазвонил мобильный. Это оказался консьерж нашего дома, любивший попрактиковаться в английском.

— Мисс Симура, с вами все в порядке? — поинтересовался он. — Тут люди заявляют о попытке самоубийства девушки с четырнадцатого этажа. После того как вас ограбили, я заволновался.

— Конечно, со мной все в порядке! — заявила я. — Я просто занималась гимнастикой.

— Да? О, вот идет мистер Глендиннинг, он кажется очень расстроенным. Вы подождете?

Я немедленно отключилась и купила туфли. Я была готова бежать, но сначала надо было позвонить. Прислонившись к газетному ларьку, я набрала номер своей тети из Йокохамы. Автоответчик сообщил то, о чем я совершенно забыла: вся семья уехала в отпуск. Дом в Йокохаме был закрыт, так что шансов попасть туда у меня не оставалось.

Я позвонила в справочную и узнала номер дешевого мотеля, где жила в первый месяц своего пребывания в Токио. Но все комнаты оказались заняты. Отключившись, я поразмыслила, не стоит ли взять комнату в гостинице для любовников, но находиться среди влюбленных у меня не было желания. В конце концов я сделала то, о чем все время думала: позвонила Акеми Михори.

Мы встретились час спустя на западном выходе станции Камакура.

Взгляд Акеми стал жестким, когда она увидела мой глаз.

— Можешь не бояться, что он еще хоть раз безнаказанно тебя ударит, — сказала она. — Я научу тебя защищаться.

— Я же говорила по телефону, Хью думал, что я — грабитель. Это не специально.

Я не стала говорить ей, что гораздо больнее было то, что Хью поставил своего братца выше наших отношений. Акеми бы не поняла.

— Сегодня томобики, поэтому можешь быть спокойна — тебя никто не увидит.

— Что это такое? — спросила я.

— Выходной у монахов. Это случается каждые шесть дней. Мой отец и Казухито могут уйти из храма и заняться своими делами. Многие монахи играют в гольф, а мое семейство... — Акеми поморщилась. — пошло в музей. Госпожа Танака дома, так что там мы поесть не сможем. Думаю, нам стоит куда-нибудь пойти.

— В таком виде? — Я кивнула на ее спортивные шорты.

— Ну, один ресторанчик держит сестра моего тренера. Она будет рада видеть меня в любом наряде, — без тени высокомерия говорила Акеми, пересекая центральную площадь Камакуры.

Я видела, что ее все знают. Продавец газет окликнул ее, две женщины из магазина помахали рукой, молодой человек, готовящий рисовые шарики, предложил ей их попробовать. Для человека, считающего, что у него нет друзей, Акеми знала просто массу народа.

— Ты не боишься, что тебя увидят со мной? Эти люди явно знают твою мать, а она меня терпеть не может.

— С моей матерью никто не разговаривает, — бросила Акеми. — Они говорят, что моя мать хочет убить Камакуру.

— Но это же чушь! Она ведь председатель Общества по охране древностей и окружающей среды.

— Отсюда все и начинается, — сказала Акеми. — Она не принимает перемен в городе. Город застраивается, места мало, подрядчики уже накладывают руки на пещеры и места захоронений. Отец хотел продать небольшой участок земли, но мать не разрешила. Земля — святая, трогать ее нельзя.

Любители перемен часто кидаются в крайности. Лично я волновалась за традиционное японское искусство больше, чем мои родственники из Йокохамы. Я ощутила к Нане чуть большую симпатию.

— Она давит на всех, кто владеет землей, убеждая не продавать ее, — продолжала Акеми. — Конечно, в результате цены на землю взлетели. Если кто-нибудь решится продать ее, станет богатым человеком.

— А почему ты обвиняешь ее в том, что она хочет спасти землю?

— Ну, немногие миллионеры не так трепетно относя к традициям. Но настоящая война началась, когда моя мать в прошлом году предложила запретить в городе частный транспорт.

— Для туристов еще куда ни шло, но при чем тут местное население?

— По ее плану, — кивнула Акеми, — по улицам смогли бы ездить только официальные городские мини-автобусы и мотоциклы. Она решила таким образом сохранить старинную атмосферу Камакуры. Естественно, владельцы магазинов кричали, что она хочет убить их бизнес. Да и жители, ездящие на работу на машинах, тоже не слишком обрадовались. Скандал улегся за пару недель, но люди его не забыли. Эй, мы пришли.

Я и раньше ходила в ресторанчики дзен из-за их вегетарианского меню. В этом нас встретили очень вежливо, с Акеми тепло поздоровались все официантки, а пожилой мужчина, мывший посуду на кухне, вышел и чмокнул Акеми в щеку. Поскольку уже настало обеденное время, большинство столиков было занято. Мы сели под небольшой колонкой, из которой лились последние мелодии Акико Яно. Казалось, мне было не о чем беспокоиться, но что-то в истории о Нане Михори тревожило меня.

— Сакэ? — Акеми налила его, не дожидаясь моего ответа.

— Вчера я продала два хибачи и могу заплатить за себя сама. — Я решила сказать это прежде, чем она проявит еще больше гостеприимства.

— Не говори ничего, пока не попробуешь. Люди с Запада частенько не могут есть пишу дзен.

— Я такая же вегетарианка, как и ты, — напомнила я.

— Ты не сможешь готовить в чайном домике. В нем нет душа и туалета. Не знаю, как ты сможешь там жить.

Я не была уверена, что решусь на это, когда позвонила Акеми. Но чайный домик располагался так далеко от храма, что никто не заметил бы моего присутствия. Это было прекрасное место, чтобы перекантоваться, пока я не найду что-то более подходящее.