– Спасибо и на этом! – рассмеялся отец Василий. Давно он не получал такого удовольствия.

– Извините, отец Василий, а когда у вас обратный поезд? – спросил отец Александр и смутился. – Ну, я имею в виду, где расписание можно посмотреть? – он смутился еще больше. – Я, конечно, не собираюсь пока уезжать, просто хочется быть в курсе.

* * *

Через час они сидели у отца Василия в доме за бутылкой водки – у отца Василия, как и во всякой непьющей семье, спиртное было всегда, закусывали квашеной капусткой и разговаривали. Именно разговаривали, потому что лед официальности канул в безвозвратное прошлое, похоже, как раз в тот момент, когда отец Василий сбросил отца Александра со стула на пол.

– Ковалев, конечно, сволочь, и изрядная, – жестикулировал красивыми, холеными руками отец Александр. – И мне кажется, он не остановится.

– Угу, – с набитым капустой ртом соглашался отец Василий.

– С другой стороны, в патриархии не любят, когда… ну, вы понимаете.

– Эге, – кивал отец Василий. В патриархии действительно не любили светских скандалов. А уж уголовщину выводили, что называется, каленым железом. Иногда, правда, страдали и… да что об этом говорить!

– Я ведь почему спросил вас о смене рода занятий…

Отец Василий насторожился.

– Я видел, как решительно и точно вы действовали, и знаете, отец Василий, меня это впечатлило. Я думаю, о вас можно поговорить с отцом Николаем. Ему такие люди нужны. Вы знаете, жить и работать в Первопрестольной – в этом есть свои плюсы.

Отец Василий понятия не имел, кто такой отец Николай, но, судя по контексту разговора, он имел какое-то отношение к обеспечению безопасности. Фактически ему только что предложили перейти на качественно иную работу, хотя и внутри православной церкви.

– Я люблю этот город, – вздохнул отец Василий. – И, посудите сами, разве тому, кто придет сюда после меня, будет легче?

– Вряд ли, – вздохнув, признал отец Александр.

– Я хоть местный, знаю их всех, можно сказать, с младых ногтей, хоть и того же Ковалева. А новенькому все с нуля осваивать.

– Значит, не хотите?

– Не хочу, – замотал кудлатой бородой из стороны в сторону отец Василий. – Просто мы живем в такое время… ну, вы меня понимаете. И нам надо помнить, что это ненадолго. Все пройдет – и Ковалевы, Медведевы, и прочие канут… А люди останутся. Мы ведь работаем для них.

– Похоже, вас и впрямь господь для ваших трудов хранит, – улыбнулся ревизор.

* * *

Отец Александр переночевал в доме ревизуемого и уехал вечером следующего дня. И, если честно, отец Василий так и не понял, каким будет конечный отчет ревизора об увиденном. Весь жизненный опыт священника говорил о том, что даже самые честные и самые приятные люди далеко не всегда могут контролировать все последствия своих слов и поступков. И отец Александр – не исключение. Даже если он и даст объективную картину произошедшего в Усть-Кудеяре, это вовсе не гарантия ничего. И в патриархии тоже, как и везде, может сработать испорченный телефон, когда и слова, и дела трактуются порой с точностью до наоборот.

* * *

Холостяцкая жизнь отца Василия затягивалась. Он не был уверен, что Рваный или кто-нибудь из его начальства не предпримут еще попытки. Значит, пока возвращать Ольгу домой нельзя. Честно сказать, он вообще ни в чем не был толком уверен. Кроме одного – так жить нельзя, и он не будет безропотно сидеть под вечным дамокловым мечом!

Вечера его стали на удивление свободными, и однажды он пошел на причал и взял у Петра весельную лодку напрокат. Еще не доплыв до острова Песчаный, отец Василий понял, как ему этого не хватало все последние несколько лет! Как он тосковал по нормальной мужской нагрузке, по не заглушаемому ревом двигателя плеску воды, падающей с весел, по не загаженному бензином запаху речной воды – по всему, с чем он вырос в этих краях.

Он высадился на острове, привязал лодку за торчащую из берега корягу, содрал с себя всю одежду и ухнул в прохладную сентябрьскую воду.

Он нырял, отфыркивался, барахтался, смывая с себя остатки усталости и многодневного напряжения, а потом лег на спину и смотрел в начавшее менять цвета вечереющее небо – от сиреневого до лилового и в конце концов тяжелого фиолетового. Одна за другой начали проявляться видевшие миллиарды самых темных земных ночей и эпох звезды, а сытая, отъевшаяся за лето рыба принялась нахально играть, всплескивая хвостом в трех-четырех метрах от его неподвижно застывшего тела. Его охватил настолько глубокий покой, что душа, казалось, отделилась от тела и свободно возлегла над водой, как до сотворения земной тверди.

Что-то как переключилось в нем, словно страх, терзавший столько дней, растворился в волжской воде и уплыл вниз по течению, уступив место куда более глубоким и сильным чувствам.

Он появился на причале и на следующий день, и на следующий. Он брал у Петра лодку и греб, слушая, как поскрипывают уключины и мягко плещет под веслами вода. А потом, уже на острове, до изнеможения плавал в воде, дожидаясь, когда зарево на западе начнет гаснуть и волшебство смены света и тьмы снова предстанет перед ним во всей первозданной мощи.

А когда на третий день он приплыл на остров пораньше, небо закатило такую грандиозную картину, какой он не видел, пожалуй, с самого детства! Округлые, одинаковых размеров облака выстроились рядами, словно глыбы земли на небесной пашне. Они меняли цвета вместе с небом и сияли розовым на синем, затем темно-красным на лиловом, а потом выцвели и белым бесплотным покровом потекли куда-то на юг.

Раздался всплеск, и отец Василий улыбнулся – сегодня рыба ударила хвостом по воде впервые за весь вечер. И тут же он почувствовал запах табака. Он казался таким чужеродным среди всей этой благости, что священник встрепенулся и, разгребая воду руками, огляделся. От недалекого густого пятна камышей к нему плыла надувная лодка.

На борту стояли двое. Они смотрели на него с напряженным интересом и медленно дрейфовали по течению в его сторону.

– Бог в помощь! – громко пожелал один.

– Спасибо на добром слове, – поплыл прочь отец Василий. Ему было жаль, что великолепное, царственное одиночество закончилось. Сзади послышался негромкий скрип уключин. Отец Василий прибавил ходу, но скрип преследовал его, и он обернулся. Лодка быстро приближалась.

– Извините, можно вопрос?

– За-давайте, – в два приема выдохнул отец Василий. «Только побыстрее», – подумал он.

Лодка приблизилась, и он ухватился за борт. Тот, что стоял ближе, наклонился и, схватив священника за волосы, рывком осадил его в воду.

«Что вы делаете?!» – хотел крикнуть он, но было уже поздно. Опоры под ногами не было, он схватился за удерживающие его голову чужие руки, но и это ничего не дало, и он повис в толще воды, беспомощно болтая ногами. «Лодка!» – осенило его. Лодка была единственной точкой опоры… Отец Василий вцепился в борт, но пальцы заскользили по гладкой резине, а его притопили еще глубже.