Шрифт:
Интервал:
Закладка:
За письменным столом – дерево, сукно, бронзовый прибор и дорогущий маленький компьютер, все самое настоящее, – сидела девушка в строгом деловом костюме и очках. Она набирала текст, ухоженные пальцы двигались словно сами по себе, почти незаметно – высший пилотаж.
Тонечка сказала, что она к Зое Евгеньевне. Девушка приветливо предложила ей присесть – вон кресла.
Тонечка вздохнула, ей стало неловко.
…Прав Герман! Она явилась к постороннему человеку – зачем?! У этого человека вон какая жизнь, а Тонечкино глупое и ненужное сочувствие испортит эту самую жизнь!
Впрочем, смерть всегда портит жизнь…
– Это вы мне звонили?
Тонечка неловко повернулась и поднялась, тоже неловко.
– Я Зоя Филиппова, – продолжала ровным голосом молодая и прекрасная красавица. – Вы что-то хотите мне сказать?
– Если можно, не здесь, – умоляющим голосом попросила Тонечка. – Это недолго, извините меня.
Красавица хмыкнула, пожала плечами и сказала:
– Пойдемте.
Тонечка поплелась за ней.
У красавицы были совершенные ноги, совершенная спина, совершенная талия. Волосы как из рекламы шампуня, у людей не бывает таких волос, как в рекламе!..
Может, секретарша ошиблась, и красавица никакая не жена покойного режиссера Филиппова – псевдоним Ваня Сусанин! – а, например, одна из подруг великого продюсера?
На подругу великого продюсера красавица была похожа, а на жену режиссера Филиппова – нет.
В просторном кабинете было словно еще тише, глуше. Мебель дорогая и добротная, очень современная, странная, ломаных линий. Таких интерьеров не показывали ни в каком кино – слишком дорого и непонятно «простому зрителю», как сказал бы Герман.
– Вот сюда, – и красавица показала, куда именно Тонечке разрешено поместиться. – Что вам нужно?
– Я была с вашим мужем, когда он… сегодня утром он…
– Помер, – сказала красавица, рассматривая ее. – Я знаю. Вам нужны деньги?
– Почему деньги? – смешалась Тонечка.
– Вы его любовница и вам нужны деньги? Вам он тоже обещал?
– Я сценарист, – сказала Тонечка, изо всех сил жалея, что впуталась в такую ерунду. – И я была утром в квартире Василия. Он умер у меня на глазах.
– Какая потеря, – проговорила красавица. – Он обещал вам денег и вы пришли за ними?
Тонечка почесала голову, темные очки свалились на пол, она полезла их поднимать. Когда она вынырнула из-под стола, щеки у нее были пунцовыми.
– Зоя Евгеньевна, – начала она. – Я просто сценарист, а не любовница вашего мужа. Я его едва знаю. Он как-то должен был снимать фильм по моему сценарию, но что-то там не срослось. Сегодня утром мы с Александром Германом, продюсером, приехали к вашему мужу, и он умер у нас на глазах. Деньги мне не нужны.
– Зачем вы меня разыскали?
Тонечка помолчала.
– Чтобы спросить у вас, может, вы знаете, кто к нему в последнее время приходил.
– Зачем вам это? Для сценария?
– Он говорил, что его непременно убьют.
– Василий только и делал, что нес ахинею.
– Да, но сегодня утром он умер.
– Логично, – неожиданно заключила Зоя. – Вы хотите вести следствие?
Тонечка еще немного помолчала.
– Моя дочь нашла тело актрисы Дольчиковой. Дольчикова погибла во время приемных экзаменов в театральном институте.
– Я читала в новостях.
– На следующий день я встретила на работе вашего мужа. Он был пьян, плакал и кричал, что Свету убили и его тоже убьют. Я хочу выяснить, как связаны две смерти – вашего мужа и Дольчиковой.
– Беспокоитесь за дочь?
– Да, – просто сказала Тонечка.
– Понятно.
…Если без лицемерия, пронеслось в голове у Тонечки, то все просто и понятно.
Зоя встала, подошла к столу и нажала кнопку на телефонном аппарате.
– Наташ, сделайте нам чаю, – попросила она задумчиво. – Или вам кофе?
– Лучше кофе.
Зоя вернулась на свое место напротив Тонечки, села боком и стала рассматривать весеннее небо за окном.
– Не знаю, говорил вам Саша Герман или нет, но мы с Василием много лет не живем вместе. Считать его подружек я давно перестала, кто там к нему ходил, когда, зачем! Понятия не имею.
– Но он вам все время звонил, – утвердительно сказала Тонечка.
Зоя перевела взгляд на нее.
– Откуда вы знаете, если с ним не жили?
– Я слышала, – объяснила Тонечка. – В буфете. Он плакал и кричал, что должен вам позвонить, вы что-нибудь придумаете.
– Ах, слышали!..
Дверь распахнулась без стука, и девушка из приемной внесла поднос с чашками и чайником. Еще, кажется, были конфеты. Тонечке очень хотелось есть.
Должно быть, есть конфеты в этом кабинете не полагается, и держат их исключительно для посетителей, но она съест! Возьмет и съест… две! Она же и впрямь посетитель!
Голодный.
– Он звонил, это правда, – сказала Зоя, когда за секретаршей закрылась дверь. – Мы разошлись, но он был абсолютно уверен, что его проблемы как были, так и остались моими. Он не хотел ничем заниматься, кроме… творчества. Никогда.
Тонечка слушала очень внимательно.
– И вы решали его проблемы?
– По привычке. Мы прожили вместе лет пятнадцать, за это время вырабатываются вполне устойчивые привычки.
Тонечка отлично знала про «устойчивые привычки» и про то, как они вырабатываются!.. После смерти мужа она много лет прятала прикупленную на Новый год бутылку шампанского так, что ее потом никто не мог найти, даже она сама.
– Ему в голову не приходило, что мы разойдемся, и тогда он станет жить без всякого моего участия. Меня это забавляло. Я ему даже как-то сказала об этом! Но он не очень понял, что я имею в виду. Он считал себя гением, а гения нужно беречь, ухаживать, обслуживать, выслушивать. Гению можно все, а посредственности ничего. В нашем союзе посредственностью была я, а он только творил. И ему нужны были эмоции – понятное дело, на стороне. И поддержка – ясное дело, моя. Кто, кроме меня, стал бы его поддерживать!..
Тонечка уставилась на собеседницу.
Ее собственный муж был точно таким же!
Он страдал без причины, рыдал без повода, врал без зазрения совести, скандалил без удержу.
«Я же писатель! – кричал он и швырял в Тонечку первым, что подворачивалось под руку. – Мне нужны эмоции! Я должен дышать, понимаешь?! Я задыхаюсь в неволе, а ты все хочешь, чтобы я сидел в тюрьме, возле твоей юбки! Где мне взять эмоции?! Ты же ничего, ничего мне не даешь! Ты забираешь даже те, что еще есть, последние остатки!»