Осип Герасимович щупает подходы к замку, парикмахерша Нина должна в самое ближайшее время устроить встречу со словаком — в отношении него направлен запрос в Москву, но пока не дали ответа. Кто-то сейчас в далекой Словакии работает в Прешове, собирая сведения о Ярослава Томашевиче? Время бежит, а сделано еще так мало…

Под утро приснился ему отец Тони, виденный им только на фотографиях предвоенной поры — грустыой и опечаленный, он укоризненно качал головой, глядя на Антона с мольбой в глазах. Потом он исчез и появился фон Бютцов — совсем такой, каким его видел Волков в Польше сорокового года, когда они вместе оказались в абверкоманде подполковника Ругге. Конрад, одетый в щегольской штатский костюм, тащил на плече какую-то скульптуру и радостно склабился, приветственно помахивая рукой.

— Тараканов! — закричал он, назвав Волкова по фамилии, под которой тот работал в Польше. — Спрятался в Таракановке и думаешь, тебя там не найдут?..

Открыв глаза, Антон увидел за окном серый свет утра. Ветер утих, стука капель дождя пока не слышно. За перегородкой возилась у печи Елизавета и глухо басил Павел Романович, расспрашивавший ее о столь странном названии трущобного поселка.

Выйдя на половину хозяев, Волков пожелал всем доброго утра и попросил налить в стаканчик для бритья горячей воды. Намылив щеки, он начал тщательно скрести их трофейной опасной бритвой.

— Как спалось? — в горницу вошел Осип Герасимович. — Я уже сходил в город, гробовщик готов принять постояльца. Не передумали? Кто пойдет?

— Я, — Антон предостерегающе поглядел на хотевшего возразить Павла Романовича, призывая его согласиться с принятым решением.

— И вот еще что, Осип Герасимович, — попросил Волков, вытирая полотенцем лицо. — Нужен доктор. Хороший, надежный, желательно опытный и не трусливый. Сможете?

— Доктор? — озадаченно переспросил хозяин явки. — Поищем… А как скоро надо и чего ему говорить?

— Пока ничего, а надо еще вчера, — улыбнулся Антон. — Договоримся так: найдете, сразу скажете, а я буду с нетерпением ждать.

* * *

На завод Сергей Иванович Кривошеин приехал затемно. Тяжело отдуваясь — погода скачет, будь она неладна, оттого и сердечко прихватывало, — он поднялся по лестнице и, пройдя коридором, без стука отворил дверь кабинета Первухина.

Тот поднял вихрастую голову от бумаг и покрасневшими от ночных бдений глазами недобро глянул на вошедшего. Не обращая внимания на его красноречивые взгляды, Сергей Иванович прошел к столу и по-хозяйски уселся на стул. Достал портсигар, вынул папиросу, размял, прикурил, с наслаждением выпустил струю сизого дыма и погладил пальцами шрам на тыльной стороне ладони.

Первухин откинулся на спинку кресла и зло прищурился: если Кривошеин гладит свой рубец, хорошего не жди.

— Зачем пожаловал? — прервал молчание хозяин. Сергей Иванович отметил, что того проняло бесцеремонное вторжение. Забеспокоился. Ишь, как вскинулся и глазенками стрижет, чует за собой, пакостник, что набрал в рот дерьма и начал им плеваться во все стороны…

— Девчонку уволил все-таки? — Кривошеин снял фуражку и положил ее на край стола.

Первухин покосился на фуражку, словно это была бомба со взведенным механизмом и, быстро облизнув пересохшие от волнения губы, полез в сейф. Вытащил из него тонкие корочки личного дела и поставил их перед собой, как щит, повернув лицевой стороной к незваному гостю.

— Видишь, — он постучал по корочкам ногтем, обращая внимание Сергея Ивановича на крупную надпись красным карандашом, сделанную в правом верхнем углу: «Внимание! Дочь врага народа». — Вопросы есть? Или опять начнем вспоминать ваши собственные ориентировки, уважаемый Сергей Иванович?

Последние слова он постарался произнести с максимальным сарказмом и, донельзя довольный собой, опять откинулся на жесткую деревянную спинку кресла, словно впечатавшись в нее спиной.

Кривошеин скользнул взглядами по корочкам и презрительно скривил губы:

— Рапорток из ревности нацарапал? Думаешь, я не проверил насчет твоих домогательств к Сушковой? От народа, Первухин, ничего утаить не удается, рано или поздно все открывается. А ты забыл, что тебя поставили народ охранять от врага, а не делать врагов из народа?

Хозяин кабинета немного побледнел, но быстро взял себя в руки и перешел в атаку.

— Странно слышать это от начальника отдела контрразведки. Странно, если не сказать большего…

— А ты скажи, не стесняйся, — прервал его Кривошеин. — Скажи! Чего уж таить друг против друга камень за пазухой? Давай начистоту.

— И скажу! — с вызовом ответил Первухин, нервно приглаживая вихры на затылке. — Преступно! Вот что я скажу. Покрываете чуждые нам элементы и еще смеете меня упрекать за своевременную сигнализацию в отношении морального падения сотрудника, приезжавшего сюда в командировку из Москвы? В этом стоит разобраться.

— Разберемся, — мрачно пообещал Сергей Иванович. — Обязательно разберемся. Моя бабка говаривала: «Аки дадено, тако же и воздашется». Мудрая была старуха, хоть и неграмотная. На, читай!

Достав из папки тонкую пачку листков, он положил их на стол перед Первухиным.

— Здесь показания задержанного, вернее, найденного раненным связника немецких агентов. Ты читай, читай, бдительный страж.

Метнув на него сердитый и обеспокоенный взгляд, Первухин подтянул к себе листы и начал читать. Буквально через минуту его лоб покрылся испариной, а щеки — яркими красными пятнами, похожими на предсмертный чахоточный румянец. Отодвинув от себя листки, он поднял на Кривошеина глаза:

— Это ложь и оговор! Здесь нет ни единого слова правды. Савелий Борисович прекрасный специалист и вне всяких подозрений.

— Шпион твой Савелий Борисович, — забирая бумаги, устало сказал Сергей Иванович. — У меня машина внизу и люди ждут. Брать надо.

Первухин вскочил и ошалело заметался по кабинету, бестолково поворачиваясь, словно постоянно натыкался на невидимые преграды и не знал, как их обойти.

Такого поворота он не ожидал. Что теперь будет? Нет, не с инженером Сомпольским Савелием Борисовичем, в котором он своевременно не сумел разглядеть вражеского агента, а с ним самим, с Первухиным? Что будет?

Время военное, по делу, связанному с заводами, приезжали аж из Москвы, там знают, а Кривошеин не преминет измазать его дерьмом в этой и без того неприглядной истории. Все вспомнит: рапорт на Волкова, увольнение строптивой девки, не захотевшей ответить взаимностью заместителю директора по найму, пришьют еще халатность, если чего не похуже.

Схватившись за трубку телефона, — он даже не знал сам, кому и зачем он хочет позвонить, — Первухин вдруг услышал резкий окрик:

— Сядь! Не лапай телефон, ну!

Медленно вернувшись к своему креслу и чувствуя, как прыгают непослушные губы, он жалко просипел:

— Что вы… Сергей Иванович?! Вы же меня… Я же всегда, еще в комсомоле…