— Значит, «железо»…

— Мне нужны люди.

Всегда приходишь к одному и тому же, к вопросу средств. Мишар долго вздыхает. Дело в том, что у вас не бывает того, о чем чаще всего просят.

— Это не займет много времени, — увещевает ее Камиль. — Три-четыре часа.

— Это на три адреса?

— Нет, нужно…

— Да-да, я знаю, «нужно ковать…», но скажите-ка мне, майор, не боитесь ли вы противоположного эффекта?

Мишар знает, что говорит: облава — дело шумное, тот, кого вы ловите, успевает убежать, и чем больше вы его ищете, тем меньше у вас шансов.

— Именно поэтому мне люди и нужны.

Так можно говорить часами. Пусть себе Верховен планирует облаву, мадам Мишар это совершенно безразлично. В ее задачу входит именно сопротивление, достаточное, чтобы потом можно было сказать: а ведь я вам говорила!

— Ну раз судебный следователь не возражает, — бросает она наконец, — посоветуйтесь с коллегами. Если договоритесь…

Ремесло налетчика во многом напоминает профессию киноактера: долго ждешь, а затем все происходит за несколько минут.

Вот я и жду. И считаю, прикидываю, вспоминаю собственный опыт.

Если состояние ее здоровья позволяет, шпики должны будут провести с ней опознание. Может быть, не сегодня, возможно, завтра… Это дело нескольких часов. Перед ней разложат фотографии, и, если она настоящая гражданка и память ее не подводит, они тут же выйдут на тропу войны. Проще всего в ближайшее время начать искать Равика. Будь я на их месте, именно этим бы и занялся. Потому что это самый простой из наиболее надежных методов: расставляешь мышеловки по коридорам и начинаешь молотить в дверь. Шуму много, угрозы… этому методу столько же лет, сколько и самой полиции.

И лучший наблюдательный пункт находится «У Люка» на улице Танжер. Там главное место встреч сербов в Париже. Они — барахольщики, проводят время за картами, бегают по магазинам и курят такой крупно нарезанный табак, будто ульи обкуривают. И любят все знать. Когда происходит что-нибудь важное, слухи об этом доходят до кафе со скоростью телефонного вызова.

15 часов 15 минут

Верховен велел спускать собак, свистать всех наверх. Он даже перебарщивает.

Заручившись согласием дивизионного комиссара, Камиль привлек к облаве весь свободный в данный момент персонал, телефон не умолкает. Луи не может скрыть своей озабоченности: Верховен просит коллег помочь, ему выделяют в одном отделе одного, в другом — двух… Все это напоминает любительство, но народу в итоге набирается много, никто не понимает, зачем он здесь, но никто ничего не спрашивает. Камиль отдает приказы властным тоном, да и нужно сказать, это не скучное мероприятие: ставишь мигалку на крышу, летишь через весь Париж, наводишь шороху, трясешь дилеров, карманников, сутенеров, хозяев хат, — в конце концов, именно для этого и подаешься в полицию, нет? Камиль заявил, что времени это много не займет. Разворошат осиные гнезда и вернутся.

Есть среди коллег и те, кто не одобряет происходящего. Камиль нервничает, высказывает тысячи причин для проведения операции, но не дает никаких объяснений. Он готовит что-то ускользающее от их понимания, думали, речь идет просто-напросто об одновременной облаве в трех местах, а вместо этого Верховен организует столь же неожиданную, но значительно более широкую операцию, ему все время не хватает людей, никто не знает, сколько их уже, недовольство растет.

— Если мы найдем типа, которого ищем, — объясняет Камиль, — все будет в порядке, начальники будут ходить грудь колесом, начнут раздавать медали за заслуги всем главам подразделений. И потом, дела-то всего часа на два, если не валандаться. Прежде чем начальство задумается, в каком бистро вы попиваете аперитив, вы уже будете на месте.

Разве нужно что-то еще говорить коллегам, они соглашаются, дают людей, те расходятся по машинам. Камиль возглавляет колонну. Луи остается на телефоне.

Главное — никакого шума, операция Верховена этим-то и отличается от остальных, и в этом ее главная цель.

Через час в Париже не остается ни одного подозрительного субъекта, рожденного между Загребом и Мостаром, который бы не знал, что идут лихорадочные поиски Равика. Он где-то отсиживается. Полицейские окуривают все щели, все туннели, трясут проституток, хватают всех, предпочтение отдается нелегалам.

Шоковая терапия.

Сирены визжат, по фасадам бегут розовые блики от мигалок, в Восемнадцатом округе одна улица заблокирована с обоих концов, трое мужчин пытаются скрыться, их задерживают. Камиль, стоя у первой машины, наблюдает за происходящим, он разговаривает по телефону с бригадой, которая только что ворвалась в подозрительную гостиничку в Двадцатом округе.

Будь Камиль в другом состоянии, он мог бы испытать чувство ностальгии. Раньше при подобных обстоятельствах, во времена Великой бригады Верховена, Арман запирался в архиве и заполнял огромные разграфленные листы сотнями имен, выуженных из связанных между собой дел, потом через два дня оставалось только два имени, благодаря которым дело могло продвинуться на шаг вперед. А тем временем, стоило Луи отвернуться, как Мальваль начинал раздавать удары направо и налево, затрещинами разгонял шлюх, а когда вы уже были готовы дать ему за это взбучку, он говорил об эффективности и демонстрировал важнейшие свидетельские показания, позволявшие сэкономить три дня расследования.

Но Камиль об этом не думает, он сосредоточен на своей цели.

Он взлетает по лестницам грязных отелей в сопровождении полицейских, вваливающихся в номера, где отдыхают парочки, поднимают стыдливых мужей, прикрывающих член руками, заставляют вставать с постели растянувшихся на них проституток: ищут Душана Равика, его самого, родственников, все равно кого, сойдет и кузен, но никто не слышал такого имени. Допросы ведутся, пока клиенты торопливо натягивают штаны и стараются смыться по-тихому; голые проститутки — груди у них маленькие, очень маленькие, и выпирают тазобедренные кости — отвечают во имя сохранения собственной жизни, но фамилия Равик им ничего не говорит. Душан? Повторяет одна из них, но ей страшно, и она будет молчать, даже если это имя ей знакомо. Камиль говорит: в комиссариат. Ему нужно навести на всех страху, и времени у него немного — два часа, три, если никаких сбоев.

А на другом конце Парижа, на севере, перед пригородным домиком четверо полицейских по телефону проверяют адрес у Луи, потом с оружием в руках входят без стука, переворачивают все внутри, находят двести граммов марихуаны. Душан Равик? Нет, такого никто не знает, забирают с собой все семейство, кроме стариков, — это уж перебор.

Камиль, чью сигналящую вовсю машину ведет ас, который ниже четвертой скорости не ездит, не отнимает от уха мобильный телефон, он на постоянной связи с Луи. Из-за бесконечных приказов и давления, которое он оказывает, лихорадочное беспокойство уже передалось всем.

В комиссариат Четырнадцатого округа доставляют четырех уроженцев Косова, но никакого Душана Равика они не знают. Когда их прощупают немного, они поймут, что необходимо всем сообщить Большую Новость: полиция разыскивает Равика.