Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Что?
— Потом, потом, сейчас важно выяснить…
Гришка и Глинская, худая, с коротким каре и крупными сережками-кольцами, беседовали на заднем сиденье. Саша сел на свое водительское место, я устроилась рядом.
— В Саратовской области есть родня… — вымученно тянул Гришка. — Брат двоюродный, племянники.
— Откуда они там взялись?
— Из Энгельса переехали. Это там неподалеку.
— А в Энгельсе?
— Не знаю. Может, ниоткуда. Может, родились там.
— Слушай, Гринь! — неожиданно пришло мне в голову. — У тебя есть близнец?
— Не знаю. Не помню. — Гришка совсем сбился. — У меня вообще братьев нет.
Повисла беспросветная пауза.
— Вспомни, Гриша, — пытала его Глинская, — отец, мать, может, вспоминали кого… Ну, не в самом городе, в Ленинградской области, скажем, дядю Петю, тетю Валю…
Гришка виновато мотал головой.
— Гриш, у тебя родители живы? — осторожно спросила Лиза.
Ко всеобщему облегчению, Гришка кивнул.
— Точно! — Глинская сунула ему свой телефон. — Звони родителям!
Гришка, тяжко вздыхая, нажимал на кнопки.
— Мам, это я, — забубнил он в трубку. — Поздравляю тебя с праздниками. Желаю тебе… А? Откуда? Из машины… Сейчас-сейчас… — Гришка ткнул телефон в сиденье и с вытаращенными глазами зашептал нам: — Мать, оказывается, мне звонила, а меня нет! Светка ей сказала, что я временно дома не живу. Мать с отцом приехали туда и устроили скандал, где я? Светка толком ничего не знает. Мать плачет! Оказывается, она меня повсюду ищет! Она говорит: езжай сейчас же домой! Чего ей говорить?
— Где твоя мать живет? — быстро спросила Глинская.
— На «Речном».
— Скажи: сейчас к тебе приеду и все объясню.
— К матери я не поеду, — уперся Гришка.
— Поедешь и успокоишь мать! — жестко приказала Глинская.
Гришка покорно поднял телефон:
— Мам, я сейчас приеду к тебе и все объясню. Да. Прям сейчас. Не надо пирогов — я только что поел.
Через сорок минут мы были на «Речном вокзале», у Гришкиной матери.
Кирпичный девятиэтажный дом Гришкиных родителей торцом выходил на Ленинградское шоссе. Преодолев внизу несколько тяжелых дверей, мы поднялись на седьмой этаж и позвонили. Открыл отец — высокий старик с манерами военного.
За серой металлической дверью находились четыре квартиры. Чтобы попасть к Гришкиным родителям, надо было пройти еще через две двери: новую, обитую малиновым дерматином, и «родную».
Вопреки логике русских народных сказок, кощеевых сундуков с золотом здесь не оказалось. У входа стояла полированная вешалка с зеркалом, в комнате — стенка, забитая немецкой посудой, потертые кресла, застеленные ковриками, и такой же диван.
Я присела в уголке дивана, Саша рядом со мной, а Глинская расположилась напротив, в кресле у журнального столика.
— Ты где, Гриша, болтаешься? — В комнату вошла Гришкина мать, желтоволосая толстуха со следами былого кокетства: на ней был пестрый с оборочками халатик и шлепанцы на высокой платформе. — Совсем стыд потерял: семья, детей четверо! Кто о них позаботится?!
Гришка скрепя сердце стал излагать версию, сочиненную в машине совместными усилиями.
— Работа… Срочный заказ в селе, в Ярославской области…
— А это кто ж такие? — сурово спросила она. — Тоже из Ярославской области? Из села?!
— Это вот Саша… Аретов, Я учился с ним, — опять завел шарманку Гришка. — Это Лиза. — Я кивнула. — А это следователь Клинская.
— Аня, — уточнил Саша.
— Следователь? — угрожающее переспросила мать.
Гришка был напрочь лишен конспиративного таланта — сейчас я лишний раз убеждалась в этом.
— Не слушайте его! — вмешалась Глинская. — Я не следователь — частный детектив.
— И что?
— Мне необходимо уточнить некоторые детали. — Глинская в гробу видала наезды Гришкиной матери, говорила негромко и хладнокровно.
— Ты куда это вляпался? — строго спросила та у Гришки, но было видно, что пыла у нее поубавилось.
— Собственно, Гриша не вляпался никуда, — чеканила Глинская. — А меня интересуют ваши петербургские родственники.
— Нет у нас там никаких родственников, — отмахнулась мать.
— Есть, — сказала Глинская коротко.
— Мам, ну вспомни!.. — с отчаянием взмолился Гришка.
— Воло-одь! — неожиданно певуче, как будто аукая, прокричала мать.
Отец тотчас появился на пороге.
— Какие у вас в Ленинграде были родственники?
— Была тетя Маруся… Только умерла уже давно. А зачем это?
— Когда умерла? — поинтересовалась Глинская.
— Году в семидесятом.
— А дети у нее были?
— Дочь, Мариночка, — ехидно ответила мать. По интонации, с которой она это произнесла, было ясно, что конечно же она помнила про питерских родственников мужа. Только они не вызывали у нее симпатии, скорее противоположные чувства.
— И сейчас она там живет?
— Ну, — мать развела руками, — живет, наверное. Я-то ее видела в шестидесятые годы. Она приезжала к нам несколько раз. Потом письма присылала свекрови моей. Может, они и сейчас еще где-то у нас валяются.
— Поищите, пожалуйста, — попросила Глинская.
— Поищи, Володь, — скомандовала тетка и добавила, сменив гнев на милость: — Пойдемте, напою вас чаем. Так вот, Мариночка… — продолжала она уже на кухне, разливая чай по огромным, глиняным кружками и тряся оборками на рукавах халата.
— Давайте начнем с Маруси.
— Они обе очень любили путешествовать. Дома вечно бардак, обеда нет, так, на скорую руку чай с бутербродами. Поэтому и мужья от них сбегали, и от одной, и от другой.
— Значит, Маруся разошлась с отцом Мариночки? — корректировала беседу Глинская.
— Потом уже, после войны. Марина-то родилась в августе сорок первого года. Муж Маруси, морской офицер, тогда был на фронте.
— Господи! — не удержалась я. — Как же они там выжили?! Через месяц блокада началась, а она — с новорожденным ребенком?!
— Не волнуйтесь. — Гришкина мать иронически улыбнулась и успокаивающе выставила ладонь. — Такие нигде не пропадут! Она знаете где работала?.. В госпитале военном! А там всего было полно: продукты, медикаменты…
— На кого же она дочку оставляла, когда на работу шла?
— Так они и жили там, в госпитале… Маринка всегда при матери. Маруся, помню, рассказывала, что пеленки сушила на себе: постирает и вокруг тела обматывает, а сверху уже кофту или там медицинский халат… Всю войну она в госпитале проработала. Потом туда уже всех подряд свозили, не только военных. Говорила, сутками дежурила, досталось им там, конечно.