способностей достигла бы Учителя в далекой Индии. Но в ту же долю секунды он решил сам: по философии йоги это делать нельзя. Больше на эту тему он не размышлял и, позвонив секретарю, отказался от предложения.

Шли дни за днями скромной жизни раджа-йога Автандила Ломсадзе. Говорят, судьбой предопределено абсолютно все.

Человек, конечно, пытается привнести свои желания и прогнозировать свою дальнейшую жизнь. Но сочетание слов «судьба неумолима» говорит о том, что как хорошему, так и плохому надлежит быть. Есть еще одно выражение «наперекор судьбе», и опять-таки, разве мы знаем наперекор или все-таки «назначена судьбой» та или иная перемена в жизни?

Наступило пышное грузинское лето. Буйно зацвела растительность, покрыв разноцветным ковром котлован, в котром расположен город Тбилиси. Художники Грузии всегда пишут свои полотна удивительно колоритно, ярко, ощущая и впитывая эти цвета с детства. Еще не успело палящее солнце заставить померкнуть яркие краски растительности, как в квартире Ломсадзе снова раздался звонок из филармонии. На сей раз Кипиани сам убедительно и настойчиво приглашал Автандила Ломсадзе подъехать к нему еще раз. В тот же день они увиделись, и Кипиани снова принялся убеждать Ломсадзе выступать в филармонии.

— Хорошо, предположим, я согласился. Как Вы лично, Аполлон Константинович, представляете себе мое выступление?

— Ну Вы же телепат! Покажете опыты.

— Опыты?..

— Ну, да… Психологические опыты, наподобие тех, что показывал Вольф Мессинг.

Автандил задумался: «Опыты! Конечно, опыты! Он не станет демонстрировать упражнения йогов, дыхание, что-то сверхъестественное… Только опыты, причем, в тех пределах, которые не окажут на зрителя негативного воздействия: крайнего удивления или шока — от увиденного необъяснимого явления».

— Батоно Аполлон, — они уже общались, как давние друзья, дайте мне еще немного подумать.

Автандил не сказал Кипиани, что мысленно посоветуется с Учителем, он бы этого не понял.

В тот же день, ближе к вечеру, Автандил уединился в комнате матери, сел в кресло, прикрыл глаза, как бы отдыхая… И тут же оказался в далекой Индии у дома своего Учителя, перенеся туда свое сознание. Знакомый облик, мудрые глаза. Учитель не удивился, он, казалось, ждал Автандила. Мысль ученика была выражена четко: он будет показывать безобидные психологические опыты; выступая, не будет делать ничего того, что нарушит философию йога. У него будет возможность широкого общения с народом. Учитель понял и разрешил… Автандил сделал глубокий вздох и открыл глаза. За окном спускались сумерки, в комнате было тихо.

На следующий день Ломсадзе позвонил Кипиани и дал согласие. Решить технические вопросы не составляло труда. Аполлон Константинович предложил Автандилу режиссера, а реквизиты должен был сделать сам выступающий.

Если выступление будет основано на восприятии мысли зрителя, то как построить действие на сцене, какой должен быть реквизит, при котором каждый зритель убедится и в мысли, отгаданной телепатом, и в подлинности мысли отдельного зрителя, захотевшего принять участие в опыте? Решение было найдено — реквизит должен быть простым. Ломсадзе делал его сам. Ему помогали его бывший одноклассник Важа Чагунава и его старший брат Уча — оба архитекторы.

Вскоре реквизит был готов, номера выступлений распределены в наиболее интересном порядке. Был назначен день худсовета филармонии, но тут Ломсадзе сказал:

— Мне нужна публика! Без публики просмотр не имеет смысла.

Администрация договорилась с Тбилисским артиллерийским училищем (ТАУ), где был хороший зал с театральной сценой. Молодые курсанты с большим удовольствием и радостью целиком заполнили зал. В шестом ряду сидела художественная комиссия филармонии во главе с директором Кипиани. Он был уверен в успехе Автандила, но даже он, опытный «искатель» талантов, не подозревал, какой мощью обладает «найденный» им Ломсадзе.

Какие опыты показать: телепатические или гипноз? — обратился Автандил к комиссии.

— Продемонстрируй сначала гипноз, — ответил Кипиани.

— Хорошо…

Автандил обратился в зал:

— Желающих принять участие в сеансах гипноза прошу донять руки.

Несколько человек подняли руки, Автандил выбрал из них человек двадцать и пригласил подняться на сцену, где предложил сесть на заранее приготовленные стулья.

— Сейчас я буду усыплять их, — обратился он в зал, указывая сидящих на сцене, — а вы внимательно слушайте, как я буду это делать.

Мельком взглянув на членов комиссии, которые наблюдали за всем происходящим на сцене, Ломсадзе повернулся лицом к сидящим на стульях курсантам. Теперь он стоял спиной к зрительному залу, но говорил в микрофон, поэтому голос его был отчетливо слышен:

— Сядьте поудобнее, расслабьтесь… — обратился он к добровольным участникам опыта. — Когда я сосчитаю до десяти, вы все будете спать…

Автанднл Ломсадзе не спеша начал отсчет:

— Один… два… вы чувствуете, как тепло разливается по вашему телу… три… четыре… пять… — продолжал Ломсадзе. — У вас приятное состояние, вас клонит ко сну… шесть… семь… ваши веки тяжелеют, глаза закрываются. Восемь… вам трудно открыть глаза… Девять… вы засыпаете… Десять… Вы спите… Спите… спите…

Ломсадзе продолжал разговаривать со спящими на сцене людьми:

— Сейчас, к кому я подойду и положу руку на плечо, только тот будет слышать мой голос и выполнять мои команды.

Автандил подошел к одному из курсантов и положил руку на его плечо:

— Вы слышите мой голос. Когда я сосчитаю до трех, вы захотите встать со стула и не сможете. Один, два, три!

Курсант попытался встать, но не смог, он делал беспомощные движения телом, но какие-то невидимые веревки крепко держали его на стуле.

— Достаточно! — скомандовал Ломсадзе. — А теперь я вновь сосчитаю до трех, и вы встанете! Один, два, три!

Курсант встал, выпрямившись во весь рост, беспрекословно выполнив команду.

Ломсадзе подошел к другому спящему добровольцу и положил руку на его плечо:

— Вы слышите мой голос. Когда я сосчитаю до трех, вы попытаетесь ответить на мои вопросы и не сможете. Один, два, три! Скажите, как ваше имя?

Юноша открыл рот, зашевелил губами, но ни одного звука не сорвалось у него с губ. Он будто потерял голос.

— Сколько вам лет?

Картина повторилась: молодой человек снова не смог ответить.

— А теперь я сосчитаю до трех и задам те же вопросы, и вы ответите, как ни в чем не бывало, — продолжал Ломсадзе. — Один, два, три! Назовите свое имя!

— Дмитрий.

— Дмитрий, сколько вам лет?

— Мне восемнадцать лет.

Автандил положил свою руку на плечо следующего курсанта.

— Вы слышите мой голос. Когда я сосчитаю до трех, вы пойдете направо, купите там мороженое и будете его кушать. Один, два, три!

Курсант встал, сделал несколько шагов вправо, полез в свой карман и, вывернув его наизнанку, подсчитал всю мелочь. Он улыбнулся. Протянув руку с мелочью куда-то вперед, он разжал ладонь, и мелочь со звоном упала на сцену. Курсант не обратил на это