Даша вцепилась в локоть Азамата до боли.

Вылетело, полыхнуло пламенем окно в «Электричке».

– Ох, ты ж, ёперный театр… – протянул Костыль. – Там же подростки какие-то сидели. Девчушка с косами, такая вся в лисьей безрукавке… Красивая. Глазастая. Во-о-от с такими титьками. Капец сиськам, наверное… Как думаете?

Усатый, по-рыбьи молча захлопнув рот, не ответил. Оттолкнул трепача и бросился к занявшемуся составу-кабаку.

– Гриша, за старшего! – только и крикнул, убегая.

– Сволочь ты, Костыль, – пробурчал Гриша, поправив двустволку. – Аня и впрямь красивая. Обязательно было так вот? А если я тебя сейчас арестую?

– Хм… Григорий, это ты, конечно, можешь сделать. Но дай мне минуту времени – и я дам тебе пять тысяч причин этого не делать. М-мм?

Азамат, прикрывая Дашу, вцепился глазами в оставшихся двух караульных. Рука на топорище, Саблезуб, ощетинившись, готов к прыжку. Караульные, пока только подняв оружие, застыли в ответ.

– Излагай. – протянул явно жадный и подлый Григорий.

Костыль сморкнулся ему под ноги.

– Первое, мой друг, – договор есть договор. И тебя подтянут не меньше, чем меня. А с вон тем злым башкиром ссориться вы не станете, покромсает, а потом и показания даст. Верно говорю?

Азамат только цокнул языком. Излагал тощага верно.

– Второе, майн фройнд, еще проще. Поджог мною вон того самого злачного места совершенно недоказуем. Я туда возвращался тупо покакать. Понимаешь? И третье, девка с сиськами и косами там есть. И даже жилетка лисья, верно. Только это не Аня, дочка твоего командира Селиванова и первая красавица на весь ваш гадюшник. А вовсе даже кабацкая шалава, чьего и имени-то не знаю, а откликается она на кличку Вафля. И косы-то у нее не свои, в отличие от второй стадии сифилиса, и сиськи куда как меньше. Так что не стоит нарушать договоренностей. Особенно в ожидании третьего звонка на посадку. Едем?

Григорий только ответно сморкнулся под ноги Костыля. И кивнул.

Сивый обернулся к попутчикам, подмигнул и расплылся в надоевшей, но такой уже знакомой ухмылке.

– Дамы и Азамат, прошу занять места в экспрессе «Зажопинск-Малые Покакушки». Про условия и сервис вы уже в курсе.

Let it snow, let it snow, let it snow…

Снег – как баллончик с краской в руках мастера фуд-дизайна. Вот только что на тарелке лежала обычная, вкусная, но не самая эстетичная котлета, и… п-ш-ш-ш, под руками стилиста, уверенно работающего краской, она превращается в произведение искусства. Золотистая, ровно поджаренная и так и манящая разрезать себя или даже слопать прямо с вилки.

Снег точно такой. Декоратор, сыплющий вниз и закрывающий девственной белизной окурки, банки, бутылки, собачье дерьмо, недонесенные пакеты с мусором, шприцы, гондоны, умершего воробья и клочья шерсти, выдранные соседским Барсиком у соседского Васьки. И прячущий грязь.

Снег приходит всегда неожиданно и коварно, прямо как лень, нападая исподтишка и со спины. Час, другой, третий… город стоит и не движется. Ведь зима, ведь кто знал, ведь… Ведь-ведь-ведь… Все как всегда.

Снег делает из серо-черно-рыжего жидко-грязного города что-то красивое и даже таинственное. Чу… что там, под аркой двухэтажного домика, помнящего революцию, стоящего за полкилометра от чуть зловещей готичной красоты костела? Мало ли, вдруг там, поскрипывая снежком, бродит залетевший хлебнуть чаю настоящий Дед Мороз, а?

Ну-ну… Дед Мороз, точно. Да Колька-алкаш бродит с похмелуги и никак не найдет, у кого занять стольник. Или полтинник. Или тридцатку на бояру. Но это же снег, снег волшебный, снег чистый, он даже скрип под разваливающимися поддельными Колькиными «адидасами» сделает чуточку загадочным. Если настроение соответствующее, само собой.

Кружится в свете фонаря и, сколько бы раз ни видел, замираешь, смотришь, любуешься. Безграничная простейшая красота падающего снега, не требующая ничего лишнего. Только лениво кружащие хлопья. Только теплый желтый свет. И в такую ночь можно поверить, если захотеть, конечно, почти во что угодно. Хоть в новогоднее чудо. Пусть чудо и прячется за распродажами, елками с середины ноября, девочками-промоутерами в совершенно не русских колпачках и фальшиво-китайской мишуре на шейках, в огромных цифрах «Сале» повсюду и в неожиданно вдруг разгорающихся вечером гирлянадах – от щедрот города.

Дети вот верят. Дети, меркантильные современные ребятишки, на пару дней в году верят в письмо на север, в доброго бородача с мешком подарков, и даже стараются делать вид, что не узнают воспитательницу-организатора в Снегурочке. Им весело, да и ладно. Это же главное, если вдуматься.

Просто остановиться. Посмотреть на падающий снег. Услышать визг и смех со стороны горки. И скрип ватрушек и ткани теплых брюк, когда снег, вновь и вновь, укатывается в зеркало самыми обычными веселящимися детьми.

Пол подрагивал и звенел металлом. Сталь, сплошь в застывших каплях сварки и клепках, гудела от тряски. «Бепо» рвался вперед, подгоняемый полыхающей нефтью и злющей Войновской. Дрожь тут неизбежна. Лишь бы не полетели клепки и не развалилась сварка.

Масло, металл, проводка, дизель, старая пластмасса. Пот, спирт, носки, кровь, стираные бинты. Сигареты из НЗ, отдающая ржавчиной вода, тушенка, свежие лепешки. Внутри железных коробок запахи ощущаются острее, четче, ближе. Хочешь не хочешь, будешь нюхать. Если нечем заняться. А уж этого добра в бронепоезде всегда хватает.

Смотреть за заложниками-железнодорожниками. Проверять работу имеющихся систем связи и соединения вагонов-площадок. Заново заняться имеющимся вооружением и пересчитать боеприпасы. Стоять на постах и следить… Пытаться следить за торопливо бегущей ночью. Военным даже проще. Если не в отдыхающей смене, то в бодрствующей. Тут сержант всегда найдет чем заняться. А уж караульным вообще не до оттенков вони внутри «бепо». Потому как им ехать куда дольше, чем коротким составам, а здесь, говорят, опасно.

«Бепо»… Бронепоезд, мать его ети… И как порой легко решается жутко сложное. Клыч даже чуть завидовал. Удаче майора? Удача ни при чем. Расчет, логика и знание людей.

К Похвистнево они подкатили по трассе, по ее остаткам. Серой дряхлой полосе, занесенной грязью и снегом. «Выдры» и грузовики шли ходко, лишь изредка поджидая танк. Тот месил поля, разбрасывая черные фонтаны гусеницами. Шел мерно, изредка взрыкивая.

По следу, оставленному Пулей и двумя телками, группа майора и Клыч с ней добрались до Кинель-Черкасс. Лучше бы этого не делали. Даже его проняло, когда прямо на проулок, перед бронемашиной, выскочили двое. Безумные белые глаза, раззявленные черные рты, засохшая кровь… Мертвяки? Клыч в такую ересь не поверил бы даже под морфином, слово чести. Чушь какая-то, не угомонившиеся покойники, ну-ну…