Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Джесс поглядел на руку. Краснота почти прошла. Он пошевелил пальцами – больно было совсем чуть-чуть.
– Лучше?
– Да, – потрясенно ответил Джесс. – Лучше.
– Хорошо.
Мимо прошел Вернон и, пригнувшись, глянул наружу через щели в окне, около которого они сидели.
– Вернон, – окликнул его Крампус. – Хватит суетиться. Никому от этого легче не станет.
Бельсникель развел руками.
– Как вы можете вести себя, как ни в чем не бывало, когда эти чудовища нас выслеживают?
– Вернон, иди сюда.
Тот продолжал ошиваться у окошка, нервно теребя бороду.
– Подойди, Вернон. Я приказываю.
Вернон подошел.
Крампус протянул ему фляжку.
– Пей.
Вернон, смахнув с лица длинную сальную прядь, подозрительно поглядел на флягу.
– Мед.
Вернон просветлел.
– О, – сказал он. Взял флягу, сделал долгий глоток, потом еще один.
– Передай по кругу, – сказал Крампус. – Пусть Нипи выпьет… Ему нужно.
Джесс заметил, что Нипи уже успел снять с лица пропитанную кровью тряпку. Щека вокруг раны покраснела и распухла, но сама рана успела подсохнуть, и, кажется, даже зарубцеваться. Это поразило бы Джесса, не навидайся он уже сегодня всякого. Было ясно: тут наверняка замешано какое-то колдовство.
Вернон передал флягу Нипи. Нипи сделал добрый глоток и передал флягу дальше. Фляга пошла по кругу, и вскоре уже все Бельсникели сидели или лежали с блаженным выражением на лицах.
Джесс посмотрел на Крампуса и увидел, что тот сидит, уставившись в пространство, нежно поглаживая мешок, с мечтательным выражением на лице.
– Ну, – сказал Джесс. – Так о чем тогда мечтает Крампус?
Крампус перестал гладить мешок, но долгое время ничего не отвечал. Потом сказал:
– Моя мечта – снова распространить повсюду славу Йоля, моих святок, вернуть милой Матушке-Земле ее былое великолепие. Увидеть мои святилища и храмы по всему миру. И чтобы все народы почитали меня. Это моя мечта, Джесс-музыкант.
– По всему миру, да? Это ты высоко нацелился. Хотя оно вроде не запрещается.
Крампус кивнул, все с тем же отсутствующим видом.
– Святки? А я думал, это то же самое, что Рождество.
– Рождество, – выплюнул Крампус. – Нет, Рождество – это извращение. Это скверна! Святки – это истинный дух Матери-Земли. Святки – это когда времена года рождаются заново. Без святок Матушка не может себя исцелить… Она увянет, умрет. Вот почему так важно, чтобы я пробудил дух человеческий, помог людям вновь обрести веру – потому что именно вера, любовь и поклонение людей исцеляют землю.
– И – поправь меня если я ошибаюсь – этот тип, Санта-Клаус… Я так понимаю, он тебе некоторым образом мешает?
– Это имя – ложь. Подделка, – Крампус оскалился. – Его имя – вовсе не Санта-Клаус. Его имя… его истинное имя… – он замялся. Казалось, он не в силах это выговорить.
* * *
«Бальдр», – подумал Крампус, а потом сказал это вслух:
– Бальдр. Таково его истинное имя.
– Санта-Клауса? – спросил Джесс.
– Да. Его истинное имя – Бальдр. «Вот, я сказал это. Спустя пять веков это имя вновь коснулось моего языка». Он поморщился, ненавидя эту горечь. – Вернон, передай мне мед.
Вернон, вскочив, поднес ему флягу. Крампус сделал большой глоток, – ему хотелось смыть горечь.
– Мой дед, Локи, убил его однажды, давным-давно. А теперь я сделаю это вновь, – он стиснул мешок. – Какая это была трагедия – смерть Бальдра! Такого светлого и прекрасного, любимого всеми, – Крампус оскалился опять. – Или так эту историю рассказывают, потому что я Бальдра до его смерти не знал. Мне об этих событиях рассказала моя матушка, Хель, царица подземного мира. Она, бывало, рассказывала мне эту историю – и еще множество других, – когда я был еще ребенком, и я слушал, сидя на ступенях ее трона. Как сладостно звучал ее голос под скорбное пение мертвых!
– Да, разве такое может не понравиться.
Крампус, поглядев на Джесса, сощурился.
– Это что, сарказм?
– Не-а.
Крампус бросил на Джесса надменный взгляд, и продолжил:
– Она рассказывала, как в Асгарде любили Бальдра, второго сына Одина. Все превозносили Бальдра до небес: он был так мудр и прекрасен, что от него исходило сияние, так благороден и велеречив. Она рассказывала, что все только и толковали о том, как он сострадателен, как милостив к падшим; неустанно повторяли, какой он верный защитник слабых и обездоленных – пока слушателю уже не хотелось повеситься.
Но был и тот, кого не ослепили красота и очарование Бальдра. Локи, будучи королем всех лжецов, быстро распознал обман, хоть тот и был приятен на вид. Он видел Бальдра насквозь – Бальдра и его ложь – и решил разоблачить его перед всеми, особенно перед Одином – поскольку особой любви они друг к другу не питали. Слишком велик был соблазн покрыть позором дом Одина.
Возможность у него появилась, когда Бальдр замыслил стать не просто божеством, но и сделать так, чтобы его жизнь и красота стали вечными. И для этой цели он сплел историю, намереваясь сыграть на великой любви к нему его родителей. Он сказал отцу и матери, Фригг, что его мучают кошмары, страшные сны, предвещающие ему неотвратимую погибель. Его родители, не в силах вынести мысли, что их любимый сын может пострадать, легко попались на эту удочку. Они обошли все Девять миров и взяли клятву со всего, что есть в мироздании, не причинять вреда Бальдру. Со всего, кроме одного маленького, ничтожного растения, которое звалось омелой. Один посчитал, что оно слишком маленькое и слабое, чтобы представлять собою угрозу, – Крампус фыркнул. – Или, во всяком случае, так говорится в мифах. Обожаю мифы – они всегда полны прекрасной чепухи! Но Хель рассказала мне правду. Один, величайший колдун, сплел чары и наложил их на Бальдра. Чары, которые запрещали всему, что только было в Девяти мирах, причинять вред Бальдру. Вот только чары эти были сотворены на яде омелы, и потому на само растение они не действовали.
Получив этот чудесный дар, Бальдр не мог стерпеть – ему нужно было похвастаться, и он предлагал любому, кто бы ни пришел, развлечься – попытаться причинить ему вред, любым оружием. Мать рассказывала, он устроил из этого целое представление, наслаждаясь всеобщим вниманием, а другим богам эта игра очень понравилась, и его слава росла – как и решимость Локи вывести его на чистую воду.
Локи прикинулся старухой и хитростью выманил у Фригг секрет омелы. Вооруженный этим знанием, он отыскал растение и сделал из него стрелу, сплетя магию омелы и железа. В следующий раз, когда Бальдр затеял свою игру, Локи взял с собой стрелу и тоже пришел, смешавшись с толпой. Там он разыскал слепого брата Бальдра по имени Хёд и спросил его, почему тот не участвует в веселье. Хёд ответил, что это игра – не для слепых. Локи подал Хёду лук и зачарованную стрелу и предложил направить его руку. Хёд страшно обрадовался возможности принять участие в игре и с силой натянул лук. Стрела ударила Бальдра прямо в грудь, пронзила ему сердце, и он упал мертвым прямо на месте, перед Фригг, перед Одином. Говорят, настала страшная тишина. Бедняга Хёд не мог видеть, как они на него смотрели, но Локи мог. Он не выдержал и сбежал.