И ещё об одном моменте. Родовитая знать была «общим гласом» для царя во всех вопросах. А ведь историки и литераторы того периода очень хотели получить от царя награду за свои труды. Ну и как они должны были описывать войну 1812 года и роль в ней Кутузова и Беннигсена, чтобы понравиться «общему гласу»?

Кстати, Кутузов 16 ноября 1812 г. всё же выпер Беннигсена из армии, однако в 1813 г. тот снова в строю. Он командовал Польской армией, разбил маршала Сен-Сира около Дрездена, принимал участие в Лейпцигской битве, за которую стал графом, затем войсками своей армии последовательно обложил и взял Торгау, Виттенберг, Магдебург и Гамбург. Награжден орденом Св. Георгия 1-й степени. Фактически был награжден всеми высшими военными наградами России, отпущен в отставку в 1818 г. в возрасте 73 лет, из которых прослужил России 45 лет.

Приходилось читать мнение, что Кутузов, дескать, великий дипломат и он специально дал уйти Наполеону из России, чтобы, дескать, в Европе было некое равновесие государств. На самом деле то, что Наполеону дали уйти из России, привело ещё к двум годам войны, причём в Европе. Следствием стало обесценивание рубля, поскольку серебра в России традиционно не хватало, а на содержание армии численностью в 175 тыс. человек нужна была звонкая монета в больших количествах. Но это не главное, главное то, что в последовавшей войне 1813–1814 гг. потери русских войск оцениваются не менее чем в 60 тыс. человек. Кстати, в битве под Лейпцигом погиб и зять Кутузова князь Кудашев. А с точки зрения дипломатии… Если бы Наполеон был пленён в России, то Россия была бы единственным государством, которое определяло бы условия мира в Европе со всеми вытекающими из этих условий выгодами для России.

Кроме этого, да, армия Наполеона должна была зимой идти по разоренной Смоленской дороге. Но ведь армия Кутузова двигалась за армией Наполеона по этой же дороге. Клаузевиц в своем труде «1812 год» сообщает: «Правда, русские генералы часто проявляли нерешительность в то самое мгновение, когда следовало захватить бегущих, но всё же заслуживает удивления энергия общего натиска при огромном масштабе фронта. В ноябре и декабре, после крайне тяжелой, напряженной кампании, среди снегов и льдов России, то по плохим просёлочным дорогам, то по совершенно опустошенной большой дороге, при крупнейших продовольственных затруднениях, преследовать бегущего неприятеля на расстоянии 120 миль в течение 50 дней представляет собой, пожалуй, нечто беспримерное; чтобы вкратце очертить огромный масштаб требовавшегося напряжения, достаточно будет указать на то, что главная русская армия, выступившая из Тарутина в числе 110 000 человек, дошла до Вильно в составе 40 000. Остальные 70 000 остались позади: умершие, раненые, больные или окончательно истощенные». Клаузевиц итожит: «Такое напряжение делает великую честь князю Кутузову». Очень сомнительную честь, надо сказать. Тогда и Наполеону можно оказать великую честь за то, что не стал сражаться под Малоярославцем и по разоренной местности увёл остатки армии. Пред провозглашением великой чести полководцу Клаузевицу следовало бы рассмотреть вопрос о бое или серии боев, в ходе которых армия Наполеона была бы пленена, и десятки тысяч жизней русских и французских солдат вместе с жизнями обывателей были бы сохранены.

Мои наблюдения за жизнью и чтение различных воспоминаний показывают, что чем бездарнее полководец, тем больше у него претензий на то, что он великий стратег. Между тем напомню, что стратегия — искусство выиграть войну — это задача не генерала, а руководителя государства. Задача генерала выиграть бой, сражение, битву. Кутузова восхваляют как стратега еще и потому, что восхвалять его как полководца очень трудно. Но и восхвалять Кутузова как стратега очень сомнительно.

Повторю, что стратегией Барклая де Толли было заманить Наполеона поглубже в Россию, перерезать ему растянувшиеся коммуникации, разделить армию Наполеона на части и по частям уничтожить. Бредовые идеи — заманить Наполеона и выпустить его голодного — это более поздние выдумки пропагандистов.

Итак, согласно пропаганде, Кутузов как стратег заманил французов в Москву, а потом заставил их уйти по уже ими разоренной дороге назад и тем «выиграл» войну. Но если в Бородинской битве, организованной и проведенной Кутузовым вызывающе бездарно, Кутузов потерял треть армии, то в следовании за Наполеоном по разоренной дороге он потерял две трети армии.

И при таком подходе к полководцам апологетам Кутузова надо в первую очередь восхвалять Наполеона, который как бы сумел заманить дурака Кутузова идти по Смоленской дороге, которую Наполеон уже второй раз разорил, и тем он якобы сумел добиться того, чего не сумел добиться в Бородинской битве — уничтожил армию Кутузова почти полностью. И этим, скажем, спас Европу от русского нашествия и смог продержаться во главе Франции еще два года, увеличив в продолжившейся войне потери русских еще на 70 тысяч.

К чести Наполеона, он действительно был полководцем и сам озвучивать подобную чепуху не стал, оставив ее российским «стратегам» да Клаузевицу.

Ну и закончу повествование о славном полководце Кутузове последней цитатой из Ермолова, касающейся окончания 1812 г., когда французы уже ушли из России, а главная квартира Кутузова была в Вильно: «Приехал государь, и в ознаменование признательности своей за великие услуги светлейшего князя Кутузова возложил на него орден Святого Георгия 1-го класса. Во множестве рассыпаны награды по его представлениям, не всегда беспристрастным, весьма часто без малейшего разбора. Вскоре составился двор и с ним неразлучные интриги; поле обширное, на котором известный хитростию Кутузов, всегда первенствующий, непреодолимый ратоборец!»

Так можно ли было отстоять Москву в 1812 году?

Судя по настроению армии — солдат и офицеров, судя по настроению ядра генералов, только что выдержавших Бородинскую битву, отстоять можно было. Но с таким главнокомандующим, как Кутузов, этого делать не следовало. Ведь и главнокомандующий обязан вносить свою долю в победу — свой интеллект, свою волю. Кутузов этого не имел. К сожалению, не имел этого и царь.

Видимо, и Александра I навсегда перепугал Аустерлиц, и он начал бояться командовать войсками лично, всё надеясь найти кого-то, кто бы это сделал лучше его. Благо окружавшая его знать тоже не верила в полководческие способности царя и тоже надеялась на генералов. Александру I не хватало ни ума, ни мужества Петра I.

Я писал, что генералы поверили бы в своего начальника в случае, если бы он был исключительно самоотверженным. А кому ещё быть более самоотверженным, нежели понимающему свою миссию царю? Под Полтавой Петр I воодушевлял войска: «Воины! Вот пришёл час, который решит судьбу Отечества. Итак не должны вы помышлять, что сражаетесь за Петра, но за Государство, Петру врученное… А о Петре ведайте, что ему жизнь его не дорога, только бы жила Россия». Но, боясь Карла XII и того, как бы не повторился нарвский конфуз, вводит в боевое построение войск отряды, которые в Великой Отечественной войне 1941–1945 гг. получат название заградительных. Сзади боевой линии своих войск он выстраивает линию солдат и казаков и дает им приказ: «Я приказываю вам стрелять во всякого, кто бежать будет, и даже убить меня самого, если я буду столь малодушен, что стану ретироваться от неприятеля».