Армия начала делиться. Власть Кутузова, дававшая ему право награждать и давать царю характеристики на генералов, волей-неволей заставляла генералов выслуживаться перед Кутузовым. Вы видели, как на совете в Филях Остерман-Толстой, которого никто за язык не тянул, полез компрометировать Беннигсена глупейшим вопросом только потому, что мнение Беннигсена расходилось с мнением Кутузова. Причем Кутузов занялся компрометацией своих конкурентов сразу же по прибытии в армию, еще до Бородино.

Установился вопиющий бардак в штабах, и этот бардак продолжался весь период командования Кутузова. Ермолов пишет: «С прибытием к армиям князя Кутузова известны мне были неприятности, делаемые им Барклаю де Томи, который негодовал на беспорядок в делах, принявших необыкновенный ход. Сначала приказания князя отдавались начальникам главного штаба, мне и генерал-адъютанту графу Сен-При, чрез полковника Кайсарова, исправляющего при нем должность дежурного, чрез многих других, и даже чрез капитана Скобелева, нередко одни другим противоречащие, из которых происходили недоразумения, запутанности и неприятные объяснения. Случалось иногда, что приказания доставлялись непосредственно к корпусным и частным начальникам, которые, приступая к исполнению, извещали для доклада главнокомандующим, когда войска выступали из лагеря или возвращались. Приказания объявляемы были также генерал-квартирмейстером 2-й армии Толем, гвардии полковником князем Кудашевым». (Князь Кудашев был зятем Кутузова.)

Надо понять, что творил Кутузов. Его прямыми подчиненными были Багратион и Барклай де Толли, и все приказы Кутузов обязан был направлять им, а уж они давали бы свои приказы своим подчинённым. Кутузов же, раздувая междоусобицу, игнорировал Багратиона и Барклая де Толли, посылая через своих любимцев приказания непосредственно подчинённым командующих армиями.

Один из тогдашних работников штаба Кутузова, следовательно, прямой подчиненный Беннигсена Н. Дурново, записал в дневнике: «Наш главный штаб также в открытой войне с главным штабом фельдмаршала. Можно ли надеяться победить неприятеля, пока происходит междоусобная война?»

Вообще, когда читаешь подробности командования «выдающегося полководца», остается чувство какой-то мелочной подлости. Вот пример.

Оставляя Москву, армия Кутузова прошла её с запада, а вышла на востоке — на Владимир. Барклай де Толли полагал такое направление более правильным и сосредоточение русских сил в районе Владимира более удобным, поскольку оно позволяло сохранять свободное сообщение с Петербургом. Затем несколько изменили направление — на Рязань.

Однако в связи с тем, что Москва была сожжена и Наполеон был не в состоянии в ней долго сидеть, Беннигсен задумался над вопросом: что Наполеон будет делать? И пришёл к выводу, что Наполеон уйдет из России. Но как? Дорога, по которой он пришёл, была разорена, следовательно, Наполеон выберет другую дорогу для отхода — ту, на которой сможет прокормить свою орду. То есть Наполеон будет возвращаться южнее, и если он выйдет на Калугу, то может вполне благополучно вернуться из России вместе с награбленным. Отсюда следовало, что для обессиливания Наполеона необходимо заставить его вернуться той дорогой, по которой он пришёл, а для этого нужно не допустить его выход из Москвы на юго-запад. А для этого, в свою очередь, нужно переместить армию в район дороги на Калугу.

Но для этого нужно было вернуться назад, пройдя вокруг Москвы, в которой уже были французы. Наполеон легко мог ударом из Москвы перехватить войска и ударом во фланг разгромить русскую армию. Однако, рассуждал Беннигсен, Москва не сдалась, условий сдачи не оговорила, и по законам войны французы имеют право грабить её три дня. Следовательно, они этим и займутся, а Наполеон просто не сможет отвлечь армию от грабежа, и получается, что этот маневр может быть удачным. План Беннигсена был принят, но это был план Беннигсена, а не Кутузова. И сначала Кутузов делает то, что непонятно было Ермолову: «Смелое и решительное фланговое сие движение, по близости неприятеля небезопасное, совершено беспрепятственно, и армия в самое ненастное время, гнусными проселочными дорогами была у города Подольска. Здесь без всякой надобности князь Кутузов пробыл двое суток, не переходя на Калужскую дорогу не от того, что уверен он не был, что неприятель не может предупредить его». Тогда отчего? Ермолов об этом промолчал. Не оттого ли, что Кутузов ждал, чтобы Наполеон ударом из Москвы сорвал план Беннигсена?

Не получилось, пришлось Кутузову выйти к Тарутино без противодействия со стороны Наполеона. И вот тогда Кутузов стал уверять всех, что этот блестящий план придумал полковник Толь. Кто угодно, но не Беннигсен!

Ну вот как объяснить то, что сам Кутузов приписывал эту идею Толю?

Беннигсен упорно искал способы нанести вред Наполеону, а Кутузов — уклониться от всякого столкновения с врагом: «По совершении армиею флангового движения, когда прибыла она в город Подольск, генерал барон Беннигсен предполагал расположиться у г. Боровска или в укрепленном при Малоярославце лагере. Нет сомнения, что сие беспокоило бы неприятеля и нам доставало выгоды, особенно когда его кавалерия истощалась от недостатка фуража, когда умножившиеся партизаны наши наносили ей вред и истребление. Невзирая на это, кажется не совсем бесполезно было уклониться от сего предложения, ибо неприятель пребывание наше у Тарутина сносил терпеливее, нежели у Малоярославца или паче у Боровска». Чтобы Беннигсен не надоедал, Кутузов принял меры: «После производства князя Кутузова генерал-фельдмаршалом за Бородинское сражение нашёл он нужным иметь при себе дежурного генерала с намерением, как угадывать легко, не допускать близкого участия в делах (по новому положению о действующих армиях) генерала барона Беннигсена, к которому отношения его были очень неприязненны, но звание, последним носимое, необходимо к нему приближало».

Однако первым не выдержал не Беннигсен, а Барклай де Толли: «22-го числа сентября военный министр генерал Барклай де Толли оставил армию и чрез Калугу отправился далее. Не стало терпения его: видел с досадою продолжающиеся беспорядки, негодовал за недоверчивое к нему расположение, невнимательность к его представлениям». К этому сообщению Ермолов сделал примечание: «Имевши много случаев узнать твёрдый характер его и чрезвычайное терпение, я с удивлением увидел слёзы на глазах его, которые он скрыть старался. Сильны должны быть огорчения!» Еще бы, Барклай столько делал для Отечества и вынужден был покинуть армию из-за Кутузова!

А упорный немец Беннигсен продолжал жаждать боя с Наполеоном. И тут к укреплённому лагерю под Тарутино, в котором находилась русская армия, подошёл авангард Наполеона под командованием маршала Мюрата. Не в силах сам что-либо предпринять против всей русской армии, Мюрат сам укрепился невдалеке. «По сведениям, доставленным партизанами, видно было, что неприятельский авангард, состоящий в команде неаполитанского короля Мюрата, до самой Москвы не имел никаких войск в подкрепление и потому не мог вовремя иметь помощи», — сообщает Ермолов. С фронта и с правого фланга позиции Мюрата ограждали речки, но слева был только достаточно проходимый лес, и этот лес позволял незаметно зайти Мюрату в тыл. Беннигсен провел тщательную разведку расположения французов, разработал план и тщательно подготовил операцию (даже задержав её на сутки), а поскольку предполагалось напасть на сонных французов, то выдвижение всех участвовавших войск должно было проходить строго по времени.