Ведущая через лес дорога становилась похожа на узкий лабиринт, всадники жались к телегам, лошади настороженно прядали ушами.

– Нечисто как-то… – обронил Слизень, обращаясь к Каспару.

– Пустяки, – отмахнулся тот. – Здесь всегда так.

– Да ну?.. – не поверил Слизень.

– Человек! Там человек! – крикнул вдруг Рыпа, и мардиганец под ним пошел боком. Свинчатка и Красавчик стали неловко вытягивать мечи, Бубон свесился с седла, присматриваясь.

Каспар дал своей лошади шпоры и в два прыжка оказался возле Рыпы. Между деревьев действительно угадывался человеческий силуэт.

– Неживой он, хозяин, – буркнул Бубон. – Стрелой к дереву прибит…

– Вижу, – хрипло ответил Каспар.

Кто и зачем сделал это, было непонятно, останки тела висели на толстой четырехфутовой стреле, какие использовались степняками, ходившими до южных морей. С помощью такого оружия они атаковали стоявшие у отмелей галеры, но на суше от подобных стрел толку было мало, тем более в таком густом лесу.

– Пустяки, – снова сказал Каспар. – Это давно случилось. Поддайте ходу, ребята, нам скоро обедать нужно.

Каспар намеренно напомнил про обед, чтобы успокоить людей и указать им на обыденность ситуации. Это подействовало, все приободрились и поехали быстрее.

Скоро лес поредел, сквозь кроны пробились солнечные лучи, но неожиданно на дороге показался дикий кот с коротким хвостом и коричневыми кисточками на ушах.

Увидев людей, животное замерло, однако страха не выказывало, а лишь пристально в них всматривалось.

Все невольно натянули поводья, обоз остановился, люди молчали, глядя на это чудо. Каспару эта ситуация показалась знакомой, примерно в этих местах лет пятнадцать назад на дорогу выходил олень с таким же странными для зверя повадками.

– Не похож он на зверя, – прошептал оказавшийся рядом с Каспаром Лакоб.

– Может, я в него стрельну? – тихо спросил Слизень, арбалет уже лежал у него на коленях.

– Бесполезно, – сказал Каспар. – Его не убить. Он сейчас сам уйдет.

Словно услышав его слова, кот одним прыжком перемахнул через дорогу и словно утонул в порыжевшей осенней траве.

Все завертели головами, Красавчик привстал в седле, чтобы увидеть, куда подевался зверь, но тщетно, его уже не было.

После исчезновения странного кота лес будто ожил. Застрекотали сойки, закачались потревоженные ветром деревья, запахло опавшей листвой и горькой хвоей.

– Поторапливайтесь, скоро сделаем привал! – объявил Каспар, и колонна двинулась по дороге дальше, а в памяти всплыла фраза, оброненная на этом месте мессиром Маноло:

«Кто-то следит за нами, нужно уходить».

«А куда тут уберешься?» – вздохнул Каспар, ощущая нехватку той уверенности, что давал ему талисман с золотым единорогом. Теперь у него был только пучок конских волос, но этот старый талисман берег его иначе.

Еще через полмили справа потянулось сырое болотце. Оно отодвинуло от дороги деревья, появилась возможность сделать привал. Впрочем, о том, чтобы развести костер, не могло быть и речи, по запаху дыма их могли найти жаждавшие реванша дорожные разбойники.

Привал получился скомканным, при каждом шорохе все хватались за мечи и вскакивали. Каспар несколько раз ловил на себе косой взгляд Красавчика, должно быть, тот уже жалел, что ввязался в этот поход, однако понимал, что возвращаться уже поздно.

Вскоре они снова вышли на дорогу. Каспар заметил, что порезы и рассечения на лицах воров быстро затягиваются. Обычные при таких ранениях сопутствующие синяки и отеки отсутствовали. Сначала он приписал это хорошо притертой мази, но потом решил спросить Лакоба.

– Как хорошо ты их подлечил, как будто раны рукой стянул! – громко обратился он к Лакобу.

– Ага, я тоже заметил! – поддержал его Слизень. – У Свинчатки вон как харя перекосорылена была, а теперь ничего – отошла.

Неожиданно с первой телеги свалился на дорогу Шрайк. Его тело оставалось в скрюченной сидячей позе, глаза были открыты, а руки все еще сжимали вожжи. Когда они натянулись, лошадь встала.

Каспар еще не успел удивиться, как вдруг налетел ветер, закрутил упавшую листву и обдал путешественников таким леденящим холодом, что у людей заломило в затылках.

Соскочив на землю, Каспар подбежал к Шрайку, однако тот неожиданно поднялся и вытянулся как струна. Заметив странное выражение его лица, Каспар попятился. Почувствовав недоброе, вернулся Красавчик и остальные воры.

Тем временем Шрайк с онемевшим безжизненным лицом, вдруг начал вращаться словно веретено – все быстрее и быстрее.

Снова налетел ветер, ударил в людей опавшими листьями, Шрайк остановился и произнес басом:

– Фрай, где Кромб?! Фрай, где Кромб?! Где Кромб, Фрай?!

Тело стало раскачиваться, словно колода, и надвигаться на Каспара, повторяя все то же:

– Фрай, где Кромб?! Где Кромб, Фрай?!

– Нет его здесь! – почти выкрикнул тот. – И где он, я не знаю!

Одеревеневшее тело Шрайка прекратило движение, несколько мгновений оставалось на месте, затем по ожившему лицу пробежала судорога, и Шрайк сложился так, будто вмиг лишился всех костей. Какое-то время он еще лежал, оплывая, словно потерявшие воду мехи, а затем распался в невесомый прах.

Налетевший ветерок подхватил истлевшую оболочку и, смешав частички Шрайка с шелестящими листьями, разметал вдоль обочины. На дороге осталась лежать лишь серебряная монета, полученная от Каспара в качестве аванса.

– Это… Что это было, хозяин? – хрипло спросил Свинчатка.

Его мардиганец мелко дрожал и ронял с мундштука желтоватую пену.

– Не знаю, – пожал плечами Каспар. – Ты же слышал, оно искало Кромба…

– А кто таков этот Кромб? – поинтересовался Рыпа, не спуская глаз с серебряной монеты.

– Он колдун.

Каспар поймал за поводья свою лошадь и не без труда взобрался в седло, ноги плохо повиновались ему.

– Куда делся Шрайк? – неожиданно спросил Слизень, – Я не вижу Шрайка!

– Змея подвела его, та, что жила в нем, – пояснил Лакоб. Почему-то это объяснение показалось всем разумным. Шрайк и раньше выглядел ненормальным, и то, что все это случилось именно с ним, имело какой-то смысл.

– И что теперь, Фрай, нас всех сожрут, как этого придурка? – дрожащим голосом спросил Красавчик.

Он был в полушаге от истерики, да и не он один. Котлета едва держался в седле, и по его лицу градом катился пот, Бабушкин Звон находился в полуобморочном состоянии. А Бубон проникся к Каспару еще большей ненавистью, впрочем, это не было для последнего неожиданностью.