своим мучителем. Но разумеется, невыносимое ожидание не могло завершиться так легко. Секретарша сказала, что у Дежюайо важный телефонный разговор и придется несколько минут подождать. Патрик уселся на стул в коридоре, похожем на больничный. Чтобы сохранить хладнокровие, он вынул мобильник и принялся скользить по интернету: в помещении «Твиттер» с успехом заменяет сигарету. Наткнулся, в частности, на Йоко Оно, которая только что опубликовала фразу о всеобщем мире… короче, нечто мистическое о душевном спокойствии. Но что Йоко Оно знала о профессиональной жизни? Патрик любил Йоко Оно, но все равно – легко разбрасываться мантрами о том, что жизнь прекрасна и каждый новый день – это счастье, если вам не предстоит встреча с Дежюайо.

Мерзавец по-прежнему заставлял себя ждать; это тянулось бесконечно. В какой-то момент Патрик вообще хотел встать и уйти, но это было бы равнозначно заявлению об увольнении по собственному желанию. И потом, не мог же он уйти, так и не узнав, зачем его вызвали. Что он сделал не так? Какая-то путаница в документах? Но Патрик не представлял, в каких именно, – объективно он всегда работал хорошо. Никто никогда на него не жаловался, и все клиенты оставались ему верны. Тогда в чем же дело? Увольнение по экономическим причинам? Разве что так. Неизбежная чистка перед очередным слиянием. Но жалованье Патрика составляло ничтожную часть всей массы зарплат, а его уход приведет только к осложнениям, ведь в некоторых делах разобраться нелегко. Да, но вот у Жербье было множество клиентов, однако это не помешало избавиться от него. Клиентов распределили по другим сотрудникам, и все приняли дополнительную нагрузку и глазом не моргнув. А кому не нравится адский темп работы, будьте добры на выход. Честолюбивые молодые люди, жаждущие вас заменить, – да их тысячи. Об этой колоссальной конкуренции – неизвестно, реальной или выдуманной, – сотрудникам напоминали постоянно.

Время шло, и Патрик только укреплялся в уверенности: он больше не хочет жертвовать здоровьем ради сохранения своей территории, не хочет подчиняться чужой воле. После часа ожидания он решил уйти, но тут его наконец позвали. Он вошел в кабинет спокойным, чуть ли не величественным шагом. Дежюайо предложил ему сесть, даже не взглянув на него, даже не извинившись за такую долгую задержку. В царстве презрения это было нормой. При этом внешне Дежюайо был довольно симпатичен: высокий, худощавый, с идеально круглой головой. Хотя появлявшаяся иногда жизнерадостная улыбка противоречила общей суровости облика. Согласно распоряжению Дежюайо к нему нельзя было обращаться первым. Поэтому Патрик сел на стул молча, ожидая, пока хозяин удостоит его взглядом. Комедии власти пора было начаться.

О травле рассуждают много, но обычно с точки зрения жертв. А какова психология абьюзера? Как он ведет себя вечером, в темноте? Наслаждается своей властью без малейшего облачка вины? Мстит за тяжелое детство? Из Дежюайо вышел бы замечательный главный герой. Мне хотелось бы узнать о его личной жизни, о его отношении к сексу. Есть ли у него дети? Любит ли он читать, и если да, то кого – Пруста или Селина, Камю или Сартра? Снова трудность, связанная с реальной жизнью; я ведь не всезнающий. Когда книга выйдет, ему, несомненно, скажут, что речь идет и о нем. Может, он захочет как-то улучшить нарисованный мной малопривлекательный портрет? Я был бы рад, если бы некоторые из моих персонажей после выхода книги представили свою собственную версию.

– Как дела, Мартен? – спросил в конце концов Дежюайо.

– Хорошо. Спасибо.

– На стресс не жалуетесь?

– Нет-нет.

– Вы же знаете, что мне можно рассказывать абсолютно все?

– Да.

– Вы и правда не страдаете от стресса?

– Ритм интенсивный, но ничего, справляюсь.

– Ну раз так, можно вам предложить новых клиентов?

– …

– Что же вы молчите?

– Я размышляю. Конечно, решаете вы, но, по-моему, у меня и так много работы. И стало еще больше после ухода Ламбера.

– По-вашему, не надо было его увольнять?

– Он хорошо работал.

– Хуже, чем вы.

– …

– А Мартинес? Что насчет Мартинеса? По-вашему, он достойный сотрудник?

– Да, конечно.

– Вас послушать, так все хорошие, все симпатичные, да?

– Нет… нет, – выдавил из себя Патрик, все больше и больше смущаясь. – Но вы говорите о коллегах, а я знаю, что они работают хорошо, вот и все.

– Если бы вы сидели на моем месте и требовалось бы кого-то уволить, кого бы вы выбрали?

– Простите?

– Нужно кого-то уволить. Кого именно?

– Но я не могу ответить. Я не знаю…

– Послушайте, Мартен, вы человек умный, специалист в своем деле, вы знаете здешнюю ситуацию лучше всех. Честно говоря, есть тут один, который ниже общего уровня. У меня имеются на этот счет кое-какие соображения, но мне хотелось бы знать ваши. Чтобы сравнить.

– Простите, но вы ставите меня в неловкое положение. Я никого не могу назвать.

– Вообще-то, ваш ответ меня не удивляет. Я понимаю, почему вы не двигаетесь дальше. Не хотите и никогда не хотели рисковать. Что ж, это ваш выбор, Мартен. Ваш выбор. Но я разочарован. Я жду от вас бóльшего, если вы хотите продолжать карьеру в новой структуре компании.

– Вы ждете, что я буду доносить на коллег?

– Ни в коем случае! Сразу громкие слова! Я просто хочу поговорить с вами. Услышать ваше мнение. Вот почему, в частности, я вас и пригласил.

– Услышать мое мнение?

– Да. Вы у меня в кабинете ничего не заметили?

– Нет, – ответил Патрик, окинув кабинет взглядом.

– Точно?

– Да. Хотя не знаю. Я же бываю тут очень редко.

– Шторы.

– Что – шторы?

– Я поменял шторы.

– Вот как…

– Я хотел узнать ваше мнение.

– О чем? О шторах?

– Да, именно.

– Вы хотели узнать мое мнение… о шторах?

– Сколько раз вы собираетесь повторять одно и то же? Ничего особенного тут нет. Да, я хотел узнать ваше мнение о моих новых шторах.

– И для этого вы захотели меня видеть?

– Да.

– В обязательном порядке? Три дня назад?

– Да, потому что не был уверен в своем выборе. А потом подумал: «Кто-кто, а Мартен уж точно в этом разбирается…»

– Я?

– Да, так мне подсказала интуиция. Ну и что скажете? Как вам цвет – ничего, что коричневый?

– Не знаю. Шторы очень хорошие, – ответил совершенно ошеломленный Патрик; абсолютно невероятный поворот разговора вызвал у него нечто вроде шока, тормозящего любую реакцию.

– Очень хорошие? И больше вам нечего сказать?

– …

– Вас ничего не смущает? Рисунок, эти вот ромбы – они вас не раздражают?

– Нет.

– Хорошо, я полагаюсь на ваше мнение.

– Значит, для этого… теперь… я могу идти?

– Да, конечно, Мартен, теперь можете идти. Всегда приятно с