Они несутся прочь из города, а кот по имени Морж мурлычет из сумки, что висит за ее спиной…

В сумке с провизией болталась одинокая лепешка, у Марины от усталости кружилась голова, и чужие штаны не по размеру натирали в самых нежных местах. Хотелось есть, спать и не оглядываться каждые две минуты, проверяя, нет ли уже погони.

Перед ними расстилался Кардифф. Двухэтажные деревянные дома, крашеные суриком. Мачты вдали, над крышами. Улица к ратуше — но они свернули в переулок, ведущий к порту.

Надо спешить.

— Поедим здесь, Генри, — Нед указал на обшарпанную вывеску таверны.

У Марины вырвался облегченный вздох. Она уже не представляла себе, как искать судно и говорить с капитаном, когда невозможно думать ни о чем, кроме твердой земли и куска мяса. Или хлеба. Чего-нибудь, только бы живот перестало подводить от голода.

Она неуклюже сползла с седла, едва удержалась, чтобы не потереть отбитое и натертое, и принялась выпутывать из сумки Моржа. Не то, чтобы кот упирался, просто после двух суток сумасшедшей скачки руки дрожали так, что завязки было проще оборвать, чем распутать.

Нед целую минуту смотрел, как Марина путается в тесемках, потом подошел, дернул их в разные стороны и вытащил за шкирку присмиревшего и несколько охрипшего Моржа. Сунул Марине в руки.

— Держи и идем.

В таких тавернах, как эта, Марине еще бывать не доводилось. То есть она слышала от Неда, что в портовых забегаловках кладут в суп кошек, а по залу бегают крысы, но не слишком в это верила. Как оказалось, зря. Здесь крыс было в избытке. На хвост одной из них, что-то угрызающей прямо около порога, Марина наступила. Была бы она правильной леди, упала бы в обморок или хотя бы завизжала. Но она промолчала, только постаралась лучше смотреть под ноги, чтобы не наступить еще на какую-нибудь пакость, прячущуюся в подгнившей соломе, устилающей пол вперемешку с объедками и неопознаваемым мусором.

Наверное, именно потому что она слишком внимательно смотрела под ноги, а еще, быть может, по причине густого, дымного и воняющего горелой капустой и переваренной рыбой полумрака она не сразу разглядела компанию за дальним, в самом темном углу, столом. Пойми она сразу, кто там сидел, и история повернулась совсем иначе.

Но мы не будем гадать, как сложилась бы судьба Марины, зайди она в тот вечер в соседнюю таверну, а узнаем, как все было на самом деле.

Итак, Марина с Недом расположились в другом темном углу. Это было несложно, потому как в таверне все места были темными, а посетителей, кроме них и компании в дальнем углу, не было вовсе. Нед заказал кислого молока, хлеба и зажаренную целиком курицу, тихонько пояснив Марине, что рагу или отбивную тут брать нельзя, если не хочешь съесть дохлую собаку. Заказ принесли быстро, Марина едва успела сосчитать мужчин, вполголоса разговаривающих о каком-то редком грузе: их была ровно дюжина; и рассмотреть висящие под потолком связки лука: гнилого, чтоб пьяницы его не обрывали на закуску. Кроме лука под потолком болтались ветви рябины, по поверьям, отгоняющие нечисть, и пара пыльных, давно погасших масляных светильников. Видимо, содержатель таверны решил, что трех узеньких окошек, затянутых промасленным пергаментом, для освещения вполне достаточно.

Пока она пила молоко и жевала клеклый хлеб, потому что не решилась попробовать странно зеленоватую и волосатую курицу, прислушивалась к разговору и разглядывала спину одного из компании, в отличие от прочих, обтянутую дорогим камзолом и чересчур грузную для слуги или наемника. При виде этой спины ей было как-то не по себе, тем более что из обрывков разговора стало понятно, что редким товаром, за который этот богатей платил золотом, был флорентийский яд. Отец рассказывал, что таким ядом одна вдовствующая королева пропитала страницы книги, затем подарила ее своему сыну — королю и тот скончался после тяжелой болезни.

Ощущение, что они зря зашли в эту таверну, крепло с каждым мгновением, да и Морж, разделивший с Недом подозрительную курицу, дыбил шерсть на загривке и то и дело косил глазом в сторону заговорщиков.

— Может, пойдем отсюда? — шепнула Марина, дотронувшись до руки Неда.

— Поздно. — Нед взглядом показал на одного из компании, недобро косящегося на них. — Держи нож наготове, сэр Генри, сбежим, как только начнется заварушка.

Она обреченно кивнула, нащупала нож с обмотанной пенькой рукоятью и приготовилась бежать со всей возможной быстротой. Если повезет.

Заварушка не заставила себя ждать. Обладатель дорогого камзола положил на стол кошель, забрал шкатулку с покупкой и поднялся. При этом он повернулся, и Марина увидела его лицо. А он — ее. По круглой и благостной, как у его хозяина, роже расплылась довольная ухмылка.

Замерев, как кролик перед змеей, Марина смотрела в глаза графскому управляющему, мастеру Овайну, и пыталась вспомнить хоть одну молитву. Но в голове было совершенно пусто.

Вот мастер Овайн отодвинул свой стул, сделал шаг к двери — и к Марине. Вот поднялись из — за стола его сопровождающие и те моряки, что доставили груз.

Вот мастер Овайн отошел еще на шаг и бросил своим людям:

— Убить.

Все это происходило так быстро, что Марина едва успела удивиться, чего же они с Недом ждут, когда пора бежать, или драться, или делать хоть что-нибудь… и почему моряки, которых вдвое меньше людей графа, не догадались о засаде, ведь Овайн — известный на весь Уэльс лжец и негодяй…

За столом мгновенно завязалась драка, больше похожая на бойню.

Мастер Овайн сделал еще шаг к Марине, крикнул:

— Этих двоих взять живыми!

Его люди отвлеклись от драки, всего на миг, но этого мига хватило одному из моряков, чтобы пырнуть кого-то их них ножом. А Марине — чтобы бросить нож. В Овайна. И тут же второй — в его подручного, ближнего к ней.

Еще два ножа бросил Нед, только Марина не успела понять, попал или нет. Все смешалось, завертелось, она сама увернулась от летящего в нее клинка, и что-то с гнусавым мявом бросилось в лицо тому, кто этот клинок держал…

А потом все закончилось.

Мастер Овайн лежал на полу, удивленно глядя в потолок, его люди — вповалку по всей таверне, в основном молча, но кто-то еще хрипел. Хрипящего прикончил Нед, деловито вогнав нож в горло, а затем вытерев об его же одежду. Один из моряков сидел на перевернутом стуле, баюкая раненую руку, второй пытался привести в чувство третьего. Четвертый, с проломленным черепом, так и остался на дальнем столе.

Кот сидел на стойке и яростно вылизывал лапы от крови.

А у Марины отчаянно кружилась голова и только что выпитое молоко просилось наружу. Зато обошлось без ран, ее просто не успели достать. Слава Господу, Неда тоже, если не считать свежего синяка на скуле.

— Эй, моряк! — закрыв глаза так и не пришедшему в себя матросу, обернулся к Неду тот самый человек, который передавал мастеру Овайну яд. Видимо, главный в компании. — Спасибо, выручил.