Туфли мама с Лелей нашли на барахолке вообще сказочные – перламутровые, на элегантном каблучке.

– Смотри не потеряй в полночь, – пошутил папа…

Девчонки умирали от зависти, подправляя прически у трюмо в раздевалке. Увидев Лелю на лестнице, фаворит старшеклассниц историк Сан Саныч изумленно присвистнул. Она бесспорно затмила школьную мисс Грушевскую, затянутую в платье с кринолином.

Прочувствованная речь завуча вызвала потоки слез и благодарственных слов. Учителя оптом простили выпускникам все их двойки, лень, разбитые окна. Бабахнула пробка «Советского шампанского». Дружно съеден был великанский торт с корабликом из сладкой мастики. Начались танцы… Настороженная Леля услышала бы любую ехидную реплику, но все словно напрочь забыли о некомсомольских ее экзерсисах.

В самый разгар веселья родители и учителя деликатно исчезли.

– К одиннадцати по домам, школу закроют, – заговорщицки предупредила Тамара Геннадьевна и затворила за собой дверь актового зала.

Мальчишки вытащили припрятанный под лестницей ящик с красным вином и бутербродами… Здравствуй, взрослая жизнь!

– Поехали! – скомандовал Юрьев, уже бывший Лелин сосед по парте.

Так, с бумажными стаканчиками в руках, и запечатлелись на фотографии. Юрьев на первом плане, в скошенных на Лелю глазах – безрассудство и печаль; на Юрьева с тающей надеждой смотрит влюбленная Грушевская, а Леля отвернулась к окну. Следующий исторический кадр был пропущен – Юрьев пролил вино на ее чайно-розовое платье. Она страшно разозлилась. Передразнила:

– «Поехали»! Размахался, Гагарин!

Сконфуженный «космонавт» принес из туалета воды. От воды на подоле расползлось уродливое малиновое пятно…

Опасаясь неприятностей, сторож поднялся в верхний коридор. К означенному времени компания замела следы нелегального пиршества и любезно попрощалась со сторожем. Леля ахнуть не успела, как чья-то рука в доли секунды выдернула ее из гурьбы девчонок и помчала вперед. Каблучки туфель отбили по лестнице бешеную дробь…

– Валерка! – Леля упала в объятия к подхватившему ее Юрьеву. Он и тут не дал опомниться – повлек по вестибюлю к спортзалу.

Стоя в тени угловой колонны, она растерянно наблюдала за Наташей и Грушевской, плавающей в кринолине по фойе, как раненая лебедь в пруду. Наташа пожала плечами, и девчонки заторопились на улицу.

Левая рука похитителя стиснула Лелину ладонь, правая возилась с замком.

– Пусти, меня дома ждут, – шепотом взбунтовалась Леля.

Юрьев не ответил. Дверь отомкнулась, когда сторож задвинул внутреннюю щеколду парадного входа.

По спортзалу раскинулась крупноячеистая лунная сеть – окна были забраны решеткой. Тишина была такой плотной и непривычной, что подмывало крикнуть «Ау-у!».

– Я давно хотел… – голос Юрьева разбудил дремлющее эхо.

– …хотел… тел!.. тел! – насмешливым баском раскатилось в бархатистом сумраке. Юрьев сконфузился.

– Чего ты хотел?

– …сказать, что решил поступить в медицинский.

– Ты затащил меня сюда, чтобы в этом признаться? – тихо засмеялась Леля. – Твой медицинский ни для кого не тайна.

– Да, но я…

Его нерешительность раздражала. Натертые новыми туфлями волдыри жгли пятки. Хотелось снять туфли, очутиться дома на диване, выпить чашку горячего чая, поцеловаться… много чего хотелось одновременно. Леля еще ни с кем не целовалась. Глупо было не воспользоваться случаем, а Юрьев все тянул. В свете луны он был очень даже ничего. Не Бендер, но вполне. Глаза… черные, карие? Надо же, за десять лет не рассмотрела. Впрочем, к чему ей помнить цвет его глаз? Пройдет десять-пятнадцать минут, и бывшие соседи по парте расстанутся навсегда. Леля отвела взгляд от по-детски пухлых губ Юрьева и невольно застонала – волдыри возгорелись огнем.

– Туфли жмут? – посочувствовал Юрьев. Она кивнула и усмехнулась: неромантичный вариант сказки.

Юрьев предложил посидеть на матах – «чтобы ноги отдохнули». Кипа сложенных матов чернела в углу как рыба-кит. Леля сняла туфли, пробежалась по залу на цыпочках. Русалочья тень затанцевала в лунном неводе, путая ячеи. Иногда так мало надо, чтобы почувствовать себя счастливой!

Большие ладони Юрьева обхватили Лелю за пояс, и вспорхнувший подол опустился на «китовую» спину. Прохладные пальцы ощупали одну горящую пятку, вторую.

– У тебя водяные мозоли. – Руки с докторской бесцеремонностью продвинулись к икрам. – Замерзла?

– Мг-м, – зевнула Леля с дрожью.

Запрыгнув наверх, Юрьев откинулся к стене:

– Иди сюда.

…Спустя вечность где-то далеко, как в насмешку, пробили часы. Вот тебе, Золушка, и Юрьев… ночь. Леля засмеялась, чтобы не заплакать. Золушки теряют не туфельки. То, что теряется ими раз в жизни, не находится больше никогда и нигде.

За дверью она запоздало охнула:

– Так ты украл ключ?!

Глаза у Юрьева были не черные и не карие, а серо-зеленые. Эпикурейские. Как в «Золотом теленке» у Юрского, почти однофамильца.

– Не украл, а на время снял с доски, сторож ведь был наверху. Разве ты не видела, как я открывал дверь ключом?

Да, видела… Но как-то мимо сознания.

Сторож храпел. Ключ беспрепятственно вернулся на место.

К вечеру мама, встревоженная затянувшимся сном дочери, сунула ей в ухо телефонную трубку:

– Кто-то звонит и звонит каждые полчаса! И сколько же можно спать, Леля?!

Трубка взволнованно дышала.

– Чего тебе, Юрьев?

– Соседка, я привык сидеть с тобой за одной партой. Мне будет недоставать тебя. Давай поженимся.

– Не звони мне, – сказала Леля. – Меня нет. Меня нет для тебя, не было и не будет.

Пакет со сказочным платьем и туфлями отправился в мусор. Последняя школьная фотография, принесенная Наташей, убралась с глаз долой в самую толстую энциклопедию. Картинка с загадочной улыбкой сына турецкоподданного провалилась в паз зеркала. Юрьев, по слухам, поступил в медицинский.

Новое качество жизни разочаровало Лелю раз и… Насчет «навсегда» она, разумеется, заблуждалась.

* * *

Окурок выпал из пальцев. Елена и не заметила, что курила. Стряхнула пепел с колен, переносясь со спины «рыбы-кита» в чужой двор и свой нынешний возраст. Как из пункта А в пункт Б… Да какое там Б, давно уже Е.К.Л.М.Н., пенсия маячит на горизонте.

Было сыро, тени стали резче. Прикурив новую сигарету, Елена усмехнулась. Говорят, убивает не алкоголь и табак, а люди, по которым пьют и курят. Она курила сегодня по воспоминаниям. Боже, что за инъекцию впрыснула ей эта летающая девушка Антонина?!

«…под иронией вы скрыли правду… стараетесь втиснуться в рамки, окрашиваете себя в цвета окружения. Мимикрируете… Но вы не исполнитель по содержанию, по духу… поэтому мечетесь. Хотите ускользнуть… улететь!»