– Сейчас Зоя под наблюдением врачей, – рассказывала Кристина. – А следователь ждет тебя. Ты – главный свидетель, можешь рассказать о том, что там у вас было, больше, чем она. Девочка в депрессии, жалуется на провалы памяти. Профессор сказал мне, что ты на днях выписываешься.

– Да, так и есть, – недовольно произнес Артемий. – Я выписываюсь, чтобы окончательно окрепнуть, вернуться к работе, к своим читателям, которые меня ждут. Но не для того, чтобы торчать в судах и в полицейских участках, теребить свою душу такими ужасными вещами. Есть профессионалы, пусть они делают свою работу. Мое время слишком важно не только для меня. Мне предложили две путевки в прекрасный санаторий в Ялте. Думаю, ты согласишься поехать со мной. Нам ведь важно преодолеть то, что есть между нами, не так ли? Ты ведь это понимаешь, раз захотела тогда спасти меня.

Кристина долго смотрела на него. На этого важного человека с седыми кудрями, под которыми есть что угодно, только не мозг. А по всем остальным частям тела блаженно расползлась самовлюбленность, и только. Кристина встала.

– Артемий, я очень рада за тебя. Ты выздоровел, у тебя будет все хорошо. И в этом санатории с двумя путевками тебе будет просторнее. А я, пожалуй, поторчу в полицейских участках и даже на суде. Удачи, мой дорогой.

Кристина впервые за все время их знакомства коснулась губами его щеки и очень тихо выдохнула: «Морской ты козел».

Она ушла, а он гладил свою щеку и думал о том, что это было. Так приятно и так непонятно. Странная она женщина. Пожалуй, это хорошо, что она не поедет с ним в Ялту. Слишком все сложно с ней. И эта ее потребность говорить неприятные вещи, создавать дискомфорт…

Через несколько месяцев писатель Гусаров с супругой приехал на книжную ярмарку в Таллин. После напряженного дня, выступления, банкета в ресторане они вернулись в свой номер люкс. Артемий чувствовал блаженную и важную усталость. Главным итогом дня была упоительная сумма, которую в разговоре с ним произнес один издатель. Он, правда, не читал его произведений, только рецензии и интервью. Но решил сделать ставку. Прочитает и поймет, что такой шанс выпадает издателям раз в сто лет.

Номер был уютный, к их приходу там стояли вазы с цветами и фруктами, бутылки хорошего вина. Артемий смаковал вино и слушал, как жена Влада рассказывала о том, сколько людей было у стенда с его книгами. Что говорили между собой журналисты. Как прекрасно выступил он сам. Какие сильные и убедительные слова нашел.

Артемий ласково кивал. Он смотрел с любовью на эту полную, немолодую, скромную женщину, похожую на уютную домохозяйку, которая так быстро стала настоящей подругой и спутницей великого писателя. Так он и представлял себе не счастье, а то, что значительнее и дороже самого счастья. Так выглядит его предощущение. Когда еще случилось не все, чего ждал, но ты уже знаешь, что все, самое невероятное, уже стало неизбежным.

Артемий засыпал, как младенец, знающий, что утром его разбудят поцелуями и подарками. И проснулся среди ночи от избытка чувств. От избытка любви к себе. Встал, походил по номеру, выпил вина, проглотил виноградинку, постоял у кресла с похрапывающей Владой. На коленях жены лежала книга, она читала ее полночи. На открытой странице Артемий прочел название рассказа: «Морской козел».

Не веря своим глазам, он захлопнул томик. Да, так и есть. Автор Кристина Карева. На обложке лицо, которое он так старался забыть. Нет, не старался, он просто его забыл. И эта красота, эта чужая и враждебная женственность не вызвала у него ничего, кроме содрогания. Как безрассуден он был, когда позволил себе так страдать, так разрушаться, так терять время, талант и чувства, столь нужные человечеству. Артемий положил на стол книгу, снял очки с носа спящей Влады и вернулся в свой вечно детский блаженный сон.

Ольга Володарская. У самовара

Глава 1

Николай Гаврилович Панкратов овдовел восемь лет назад. Рано, в пятьдесят шесть. Его супруге, Марии Ивановне, было и того меньше – всего сорок девять. Умерла от сердечного приступа. Вместе грядки пололи, он редис от сорняков избавлял, она морковь, и вдруг осела, вздохнула тяжело и упала. Жаркий день был, и Николай Гаврилович подумал, что голову напекло супруге. Сколько раз он ей говорил: платок повязывай или панаму надевай, а она только отмахивалась. Но не солнечный удар заставил ее упасть – сердечный.

…Похоронили.

Сыновья, а их было двое у Николая Гавриловича, оба взрослые, женатые, предлагали отцу переехать к кому-то из них. Боялись, что от тоски зачахнет, как-никак двадцать семь лет с супругой душа в душу… Но Николай Гаврилович отказался. Не хотел сыновьям мешать. Да и в себе был уверен. Тосковал по супруге, да, и так сильно, что выть хотелось на луну, но чахнуть – это не его история. Ему нельзя сдаваться, у него – дети. И не только родные, а также две внучки, но еще и подопечные – Николай Гаврилович работал директором школы. И за всех учеников он был в ответе.

Жил Панкратов в городе. В деревню, носящую милое название Жмуринка, приезжал только в садово-огородный сезон. Когда жива была Мария Ивановна, он начинался в конце апреля, а заканчивался в середине сентября, а после ее смерти стал вдвое короче. Николай Гаврилович наведывался на майские, приводил дом и огород в порядок, потом, уже в июне, заезжал на полтора месяца. Теплиц не ставил, картошку не сажал. Что-то сеял, если вырастало, собирал. Снимал ягоды да яблоки с деревьев тряс. Николаю Гавриловичу нравилось проводить время в Жмуринке. Тихо, спокойно, пахнет приятно (иногда коровьими лепешками, но это естественно, поэтому не безобразно). А как соловьи заливаются в березняке, что растет вокруг озерца, заполненного кувшинками! Да и лягушки в нем поквакивают мелодично. Особенно перед дождем.

Но самым любимым занятием Николая Гавриловича было вечернее чаепитие на веранде. С обязательным самоваром и вареньем из ягод с огорода. Эту традицию завела его супруга, покойница. После ужина Панкратовы выходили на веранду и гоняли чаи. И Николай Гаврилович неизменно напевал себе под нос: «У самовара я и моя Маша…»

И вот уже восемь лет прошло, как нет его Маши. А Панкратов все равно остается верным традиции…

И своей супруге.

– Дядя Коля! – услышал он звонкий детский голосок. – Дядя Коооооль!

– Что случилось, Вася? – откликнулся Панкратов, узнав голос соседского пацаненка. Шебутным он был, но смышленым. И,