* * *

Весть о назначении Федора Корчевника главой Госкомрыболовства была встречена госпожой губернаторшей с чувством глубокого недовольства.

– Как же так? – сказала она Артему Ивановичу, – вы говорили, у вас все схвачено, а они назначили бог знает кого!

– Что ж делать, – сказал Суриков, – не просить же деньги обратно. Они нам обещали возместить.

– Ну, тогда пусть хоть отдадут ярусоловы!

– Я постараюсь. Но ведь это будет тоже не бесплатно. Я вот тут написал постановление…

Госпожа губернаторша вперила во владельца Кесаревского НПЗ тяжелый взгляд.

– Нет уж, Артем Иванович, – сказала она, – никаких постановлений. Ваш косяк, вы и исправляйтесь. Все расходы за ваш счет.

* * *

Артем Иванович Суриков вылетел обратно в Москву на следующий же день. Он встретился с новым главой Госкомрыболовства в популярном стрип-клубе «Семирамида». Новый чиновник был круглолиц, низок ростом и имел полрта золотых зубов. Он мог с закрытыми глазами отличить по запаху запеченный в фольге сибасс от дорадо на гриле, и этим его познания в рыбе и ограничивались.

В перерыве между двумя приват-танцами Артем Иванович успел изложить ерзающему от возбуждения собеседнику свой взгляд на развитие рыбной отрасли в России и государственную необходимость передачи приморских ярусоловов государственной же компании «Биоресурс».

– Десятка, – коротко сказал новый глава Госкомрыболовства.

– Помилуйте, – всплеснул руками Артем Иванович, – это же старые суда! Да еще два года на приколе, они же просто разваливаются! Нет, за такую рухлядь больше трех я не могу дать.

– Извините, Артем Иванович. Я благотворительностью заниматься не буду. Особенно в пользу жены губернатора Озерова.

В конце концов они сговорились на пяти миллионах. Спустя два дня деньги были переведены на указанный номер в Швейцарии.

Наутро после их перевода Артем Суриков развернул газету и прочел об упразднении Государственного комитета по рыболовству.

* * *

Мила Голикова стояла на лесенке в подсобке, пытаясь достать с верхней полки коробку с кормом, когда дверь в подвал хлопнула, и знакомый голос с легким кавказским акцентом сказал за ее спиной:

– Привет.

Коробка выскользнула из рук Милы и непременно бы грохнулась об пол, если бы Руслан не подхватил ее.

Мила обернулась. Руслан стоял, глядя на нее снизу вверх и держа в руках коробку, и глаза его светились легким плотоядным блеском, как будто чеченец держал в руках не коробку, а девушку. Больше всего Милу в Руслане пугал этот взгляд. Каждый раз, когда она встречалась с чеченцем глазами, ей казалось, что она голая.

– Помочь? – сказал Руслан.

Мила отрицательно покачала головой, но чеченец уже поставил коробку на стол, и сильные руки его мгновенно обхватили девушку за талию и сняли с лестницы, как пушинку с лацкана пиджака. Через мгновение Мила уже стояла на цементном полу подсобки, а пальцы Руслана по-прежнему лежали у нее на поясе, и лицо его, неожиданно бледное для чеченца, со вспухшим от постоянного бритья подбородком и хищными темными глазами, было близко-близко. В подсобке вдруг стало ужасно жарко.

Еще через несколько секунд чеченец отпустил девушку, улыбнулся и кивнул на коробку:

– Помочь?

– Нет-нет, я сама.

Руслан по-прежнему улыбался так, словно знал о ней что-то стыдное. Наверное, этот чеченец знал о девушках все.

– Я вчера заходил, а тебя не было, – сказал Руслан. – Как бабушка?

– Ее опять положили в больницу.

– Что-то случилось?

Мила вздернула головку и попыталась посмотреть в глаза Руслану, но тут же отвела взгляд.

– Нет, наоборот. Позвонили из клиники и сказали, что у них есть возможность провести для нее курс послеоперационной терапии. Ее положили в совершенно замечательную палату, я таких никогда не видела. С отдельной ванной, с евроремонтом. Ей очень понравилось. Коля спросил у стойки регистрации, и там сказали, что такая палата стоит двести долларов в сутки.

– А что там Коля делал? – спросил Руслан.

Мила покраснела еще больше.

– Ну, он мне помог ее перевезти.

Руслан помолчал. Когда он позавчера разговаривал с хирургом, тот сказал ему, что у Голиковой было два сына. Один погиб в Сирии, другой занимался в Москве бизнесом. Вполне процветал. Участие его в судьбе матери выразилось в том, что накануне операции он позвонил лично главврачу больницы и обещал вырвать всем ноги, если к героине войны будет проявлено неуважение. Если было что-то, что Руслан не понимал в русских – так это их отношение к старшим.

– Ну так что, мы едем на Тыкчу?

Мила молчала. Осеннее солнце, пробравшись в подсобку, плясало на банках с кошачьим кормом, и сверху, с первого этажа, оглушительно чирикали канарейки.

– Понятно, – сказал Руслан, – бабушка в больнице, и ты уже обещала этот вечер Коле, тем более что он так тебе помог.

Мила вспыхнула.

– Я ничего никому не обещала! А Коля – славный парень.

– Ты уверена?

Мила кивнула.

– Поехали проверим. И если ты возьмешь свои слова назад, ты поедешь со мной.

Через десять минут черный тонированный джип Руслана остановился у входа в отделение, и Руслан слегка приспустил стекло.

– Мне Федорова, – сказал Руслан.

Коля Федоров спустился с крыльца через пять минут.

– Тебе чего?

– Мила твоя девушка?

– Ну типа да, – сказал мент.

– Была твоя, стала моя. Больше к ней не подходи, понял?

Федоров стремительно изменился в лице.

– Ты че, черножопый, больной на голову, а? Да я ща…

Лейтенант внезапно замолчал. Из-под длинных пальцев Руслана, небрежно опиравшихся о спущенное стекло, виднелась толстая пачка долларов.

– Мне она нравится, – сказал Руслан.

Лейтенант смотрел на деньги, как завороженный.

– Бери-бери, – сказал Руслан, – твои.

Федоров невольно шагнул вперед, упершись боком в полированное бедро джипа, и в эту секунду Руслан разжал пальцы. Деньги, скользнув по форменной куртке, упали в карман.

– Чудак ты, – сказал лейтенант, – ни одна баба столько не стоит.

Руслан широко улыбнулся.

– А особенно эта, – продолжал мент. – Думаешь, она кому нужна? Она дура. Она сука известная, она никому не дала. И бабка ее дура. Каждый день фашистов под диваном ищет!

Задняя дверца машины резко хлопнула, и на крыльцо перед отделением выскочила Мила. Мгновенно оказавшийся рядом с ней Руслан подхватил девушку под руку.