— Вы можете попрощаться с Жаном Даспри.

— О!

— Да, Жан Даспри отправляется в путешествие. Я посылаю его в Марокко. Вполне возможно, что он найдет там достойный его конец. Не скрою даже, что таково его намерение.

— Но Арсен Люпен остается с нами?

— О! Непременно. Карьера Арсена Люпена только начинается, и он рассчитывает…

Любопытство мое разыгралось не на шутку, я невольно рванулся к нему и отвел на некоторое расстояние от мадам Андерматт.

— Значит, вы все-таки нашли второй тайник, в котором лежали письма?

— Пришлось немало потрудиться! Это произошло только вчера, после обеда, пока вы спали. Хотя, Бог свидетель, все было так просто! Но о самых простых вещах всегда думают в последнюю очередь.

И он показал мне семерку червей:

— Я правильно угадал, что открыть сейф можно нажатием картой на меч мозаичного старца…

— Как вы догадались?

— Легко. С помощью моих особых каналов информации. Когда я пришел сюда ночью двадцать второго июня, я уже знал…

— После того как попрощались со мной…

— Приведя вас посредством намеренно избранной темы разговора в определенное состояние, чтобы такой нервный и впечатлительный человек, как вы, позволил мне действовать по моему усмотрению и не покидал кровати.

— Расчет был верным.

— Итак, явившись сюда, я знал, что в сейфе с секретным замком спрятана шкатулка и что ключ, отмычка сейфа — это семерка червей. Надо было только наложить эту семерку на то место, которое было ей предназначено. Мне было достаточно часа осмотра.

— Часа!

— Посмотрите на мозаичного деда.

— Старого императора?

— Этот старый император — точная копия червового короля из любой колоды — Карл Великий.

— Действительно… Но почему семерка червей открывает то большой сейф, то маленький? И почему сначала вы открыли только большой сейф?

— Почему? Да потому, что я упорно накладывал свою семерку в одном и том же положении. И только вчера заметил: если перевернуть ее, то есть если положить седьмое сердечко, то, что в середине, вверх, а не вниз, расположение семи знаков изменится.

— Ну и ну!

— То-то и оно, но надо было догадаться.

— Еще один вопрос: вы ничего не знали о письмах, до того как мадам Андерматт…

— Заговорила о них при мне? Не знал. Помимо шкатулки, я нашел в сейфе лишь переписку братьев, из которой узнал об их предательстве.

— Короче говоря, то, что вам пришлось заинтересоваться историей братьев, а затем разыскивать чертежи и документы, касающиеся подводной лодки, — это чистая случайность?

— Случайность.

— Но с какой целью вы занялись этими поисками?..

Даспри со смехом перебил меня:

— Боже мой! Как же заинтересовало вас это дело!

— Оно захватило меня.

— Хорошо, прямо сегодня, после того как провожу мадам Андерматт и пошлю в «Эко де Франс» заметку, которую собираюсь написать, я вернусь, и мы все обсудим в деталях.

Он сел и написал одну из тех мелких заметок, где так блестяще отразилась фантазия ее автора. Кто не помнит шумихи, прокатившейся по всему миру после ее появления?

«Арсен Люпен решил загадку, которую поставил перед ним недавно Сальватор. Располагая оригинальными чертежами инженера Луи Лакомба, он передал их в руки министра военно-морских сил. В связи с этим он открывает подписку, цель которой — передать государству подводную лодку, построенную по этим чертежам. Сам он подписывается первым на сумму в двадцать тысяч франков».

— Двадцать тысяч франков, полученных по чекам месье Андерматта? — спросил я, когда он дал мне прочесть бумагу.

— Точно так. Будет справедливо, если Варен хоть частично компенсирует свое предательство.

Вот так я и познакомился с Арсеном Люпеном. Так узнал, что Жан Даспри, мой приятель по клубу, светский знакомый, был не кто иной, как Арсен Люпен, джентльмен-грабитель. Так завязались нити очень приятной дружбы с нашим выдающимся героем, и так постепенно благодаря доверию, которого он меня удостаивает, я стал очень скромным, верным и очень признательным его биографом.

В три часа утра перед маленькими домами художников, выстроившимися по одной линии вдоль бульвара Бертье, еще стояло с полдюжины экипажей. Дверь одного из домов открылась. Вышла группа гостей — мужчины и женщины. Четыре коляски разъехались в разные стороны, и на улице не осталось никого, кроме двух господ, которые расстались на углу улицы Курсель, где жил один из них. Другой решил пройти пешком до заставы Майо.

Итак, он пересек улицу Вилье и пошел дальше по тротуару, параллельному земляному валу. В такую прекрасную зимнюю ночь, когда воздух холоден и свеж, ходьба доставляла удовольствие. Было легко дышать. Каблуки весело отстукивали каждый шаг.

Но через несколько минут возникло неприятное ощущение, будто сзади кто-то идет. И действительно, обернувшись, молодой человек заметил человеческую тень, мелькнувшую меж деревьев. Он был не из пугливых, но тем не менее ускорил шаг, чтобы как можно скорее добраться до Тернской заставы. Но тот человек побежал за ним. Встревожившись не на шутку, молодой человек решил, что лучше дать отпор преследователю, и вытащил револьвер.

Но не успел он сделать это, как мужчина стремительно набросился на него, и тут же на пустынном бульваре завязалась драка, бой врукопашную. Тот, на кого напали, сразу почувствовал, что сила не на его стороне, стал звать на помощь, отбиваться, но был опрокинут на груду камней. Противник сжал ему горло и заткнул рот платком. Глаза у побежденного закрылись, в ушах зашумело, и он чуть было не потерял сознание, но вдруг тиски разжались, и человек, раздавивший его своей тяжестью, вскочил, чтобы, в свою очередь, защититься от неожиданного нападения.

Удар тростью по руке, удар сапогом по лодыжке… Мужчина дважды взвыл от боли и, хромая и ругаясь, убежал прочь.

Не собираясь преследовать его, победитель наклонился и спросил:

— Вы не ранены, месье?

Он был не ранен, а сильно оглушен, не мог держаться на ногах. К счастью, на крики прибежал один из служащих заставы. Нашли экипаж. И наш господин сел в него вместе со своим спасителем; их повезли на проспект Гранд Арме, где жил потерпевший.

У двери дома, совершенно придя в себя, хозяин осыпал своего спутника выражениями благодарности.

— Я жизнью вам обязан, месье, смею вас уверить, что никогда этого не забуду. В данный момент я не хочу пугать жену, но настаиваю на том, чтобы она сама, уже сегодня, могла выразить вам нашу признательность.

Он пригласил его на завтрак и назвал свое имя: Людовик Эмбер, затем добавил: