Можно было подумать, что я занял у нее крупную сумму денег и не торопился возвращать долги.

– Там было очень много народа, и я мог вас не заметить.

– Зато я обратила на вас внимание! Вы мне сразу не понравились.

– Ну что же, по крайней мере откровенно.

Я глубоко вздохнул и отрешенно спросил:

– И чем же не понравился, позвольте узнать? Что-нибудь не так сделал или, может быть, вам просто не симпатизирует моя внешность?

– Вы изображали из себя клоуна. Нужно вести себя в приличном обществе хотя бы чуточку скромнее.

Она говорила слишком дерзко. Мне показалось, что Шувалов был где-то рядом, возможно, стоял за дверью.

– В чем же проявилась моя нескромность? – полюбопытствовал я. – Был с кем-то неделикатен? Может, бесцеремонно вел себя, когда прощался с покойной? Приставал к кому-нибудь с глупыми расспросами? Рассказывал смешные анекдоты?

– Ваше поведение было вызывающе-вульгарным, – фыркнула она. – Там присутствовал муж Оксаны Вениаминовны, а вы перед его сотрудниками поставили этого благороднейшего человека в нелепое положение.

Она плотно запахнула махровый халат и прикрыла слишком оголившуюся грудь.

– На вас было противно смотреть, – с пафосом выговорила эта разопревшая особа. – А ваш прощальный поцелуй?! Вместо того чтобы легонечко в лобик… Некрофил какой-то! Совести ни на грош! На глазах у ребенка… Бедная Линочка…

Блондинка вела себя слишком развязно и явно переигрывала. Мне невольно захотелось схватить ее за мокрые волосы и ударить головой о стену.

– У нас с вами разные понятия о совести! – вспылил я, с трудом сдерживая вспышку гнева. – А ваша «бедная Линочка»… Она сильно изменилась за последнее время и причем не в лучшую сторону. Я даже ее не узнал, когда, стоя у гроба Оксаны, слышал, как она сожалела о том, что проводимые похороны в столь раннее время не позволили ей выспаться…

– Какое ваше дело? – заверещала блондинка. – Сами разберемся! Шляются тут всякие…

Я боялся, что моему ангельскому терпению наступит конец. Она даже не подозревала, с каким наслаждением я взял бы ее за воротник и вытряхнул из Оксаниного халата.

– Передайте хозяину этой квартиры, что я зайду чуть позже! – сказал я повышенным тоном.

– Будет лучше, если вы вообще перестанете сюда приходить! – высказалась она, не подумав о том, что не следует играть с огнем, находясь возле пороховой бочки.

Я решил не ввязываться в словесную перепалку, но и не хотел уйти, не поставив ее на место.

– Буду я сюда приходить или нет, это мое личное дело! – предупредил я. – Во всяком случае ваше мнение меня не интересует.

– Это не только мое мнение. Еще там, на кладбище…

– Прекратите! – строго сказал я, самопроизвольно заставив ее вздрогнуть. – Надоело выслушивать ваши байки. К тому же вы не были на кладбище…

– Вы сами подтвердили, что там было много народу.

– Но вас там не было! – уверенно заявил я.

– Это почему же? Оксаночка была моей лучшей подругой…

– Вы не были на кладбище, – снова повторил я. – Да и не могли там быть, хотя бы потому, что в это время находились в магазине. Так что можете прекратить разыгрывать комедию. Я вас узнал по голосу…

– Меня?

– Вот именно.

Я окинул ее ответным презрительным взглядом.

– Вы же не станете отрицать, что работаете заведующей в супермаркете, который теперь целиком и полностью принадлежит Виктору Петровичу Шувалову. Не так ли, Вера Владимировна…

Больше мне не о чем было разговаривать с этой женщиной, и я, пренебрегая лифтом, пошел вниз по лестнице.

Над городским кладбищем нависли грозовые тучи. Полуденное солнце почти не освещало холодные могильные плиты, но кругом было тихо и безветренно. Однако было слишком душно и все шло к тому, что кратковременный моросящий дождь в любой момент мог хлынуть на землю сплошным нескончаемым потоком.

– Сейчас вжарит! – сказал Ершов, искоса поглядывая на хмурое пасмурное небо.

– Успеем, – заверил Валентин Синцов. – Осталось помянуть…

Павел Егорович посмотрел на меня. Этот задумчивый, измученный болезнями человек невольно вызывал в моей душе чувство трепетного уважения.

– Тогда чего ждем? – спросил он. – У нас все готово…

– Тут я вам не командир! – отрешенно отозвался я. – Конечно, надо помянуть… Друга похоронили…

Павел Егорович, продолжая теребить в зубах очередную сигарету, перевел взгляд на стоявшего рядом Валентина и с грустью произнес:

– Шепелев был хорошим человеком, да что-то у него в этой жизни не сложилось. Давайте помянем младшего лейтенанта… Может, хоть на том свете покой обретет?

– Правильно сделали… – пробормотал Синцов, машинально разглядывая венки. – Верно написали: «Боевому офицеру от друзей-ветеранов».

Он взял рюмку и громко сказал:

– Наш Макар Иваныч никогда не любил грустить. Но сегодня он бы нас понял. Мы провожаем в далекий неведомый путь своего товарища, который ради нас не жалел ни себя, ни самой жизни. Прости нас, Макар Иваныч! Прости за то, что были с тобой рядом на поле сражений, а в мирное время не смогли подать тебе руку помощи. Не уберегли от беды…

– Мы никогда тебя не забудем! – добавил я.

– Так вышло, что последние часы твоей жизни мы даже не смогли провести вместе, – сказал Синцов. – В моей памяти, Макар Иваныч, останешься добродушным и в то же время очень ответственным офицером. И неважно, что у тебя не было собственного дома. Ты бродяжничал и скитался по подвалам…

– Оставь! Ни к чему это, – прервал Ершов. – О покойниках плохо не говорят. Что было, то быльем поросло. Земля ему пухом…

Он залпом выпил рюмку водку и, чуть поморщившись, слегка закусил кусочком черного хлеба. Валентин подержал рюмку, потом аккуратно поставил ее на могилу.

– Извини, друг! Я за рулем, нельзя… – поникшим голосом сказал он. – Вечером, в домашней обстановке, обязательно выпью…

Когда Павел Егорович начал наливать себе вторые сто грамм, я отнес старому лохматому псу несколько бутербродов с колбасой и сыром. Потом, ни разу не оглянувшись, пошел вдоль могильных оград.

– Неужели прослезился? – услышал я удивленный голос Валентина. – Мы стольких похоронили… Может, окликнуть?

– Не тревожь командира, – решительно воспротивился Павел Егорович. – Пусть прогуляется. Ему необходимо побыть одному. Здесь недалеко похоронена его зазноба…

– Та самая?

– Да.

Синцов еще раз посмотрел в мою сторону.

– Пусть идет, – понимающе согласился он. – Ежели к подруге, то не будем мешать…