Как только на лестничной клетке остановился лифт, Савелов бросился в прихожую.

– Маргоша, заждался, наконец-то! А где Тошка?

– У родителей, – уклонилась она от поцелуя. – Ты рано вернулся, что-то случилось?

– Случилось, Маргошенька! Переодевайся, поговорим за столом.

Войдя через некоторое время в столовую и увидев празднично сервированный стол, Рита рассеянно спросила:

– По какому поводу торжество?

– По поводу прощания с нашим домом, – ответил он, разливая в хрустальные бокалы ее любимое «Киндзмараули». – Должен сказать тебе, майне либе Маргоша, что это был не самый худший дом в Москве. Но, увы, – рога трубят…

– Хочешь сказать, что надо срочно уезжать в Германию?

– Срочно, родная… Завтра в полдень за тобой и Тошкой приедут вежливые и аккуратные люди. Без всяких досмотров и формальностей они подвезут вас прямо к трапу самолета на Мюнхен. Там тебя ждет шикарная квартира в самом-пресамом буржуйском районе. А сюда мы, судя по всему, в ближайшие несколько лет не вернемся. За этой квартирой пока присмотрят мои старики, а потом видно будет.

Сообщение о срочном отъезде в Германию не вызвало у Риты особых эмоций. Она поднесла бокал к торшеру и долго смотрела на вспыхивающее багровыми отблесками вино.

– Оно похоже на кровь. На густую, липкую кровь, – вздохнула она и, не пригубив, поставила бокал на стол.

– На кровь?.. – смешался Савелов. – При чем тут густая и липкая кровь?

Вскинув голову, Рита посмотрела ему в глаза.

– Вадим, ответь честно: тебе надо от кого-то или от чего-то срочно скрыться за границей, ведь так?

– Почему скрыться? – отвел он глаза. – Обычное дело в нашем Управлении – откомандировали на ответственную работу в Германию.

– Но почему такая спешка?

– На этот вопрос, майне либе Маргоша, может ответить лишь мое начальство, но у нас не принято задавать ему частные вопросы. Сознавайся, ты сегодня чем-то расстроена?

– Устала.

– Если за мое отсутствие у тебя возникли проблемы с защитой диссертации, то теперь они не имеют никакого значения… – Рита неопределенно пожала плечами и усмехнулась чему-то своему. – Не журись, майне либе, с защитой твоей ужасно умной диссертации в неметчине мы в два счета все уладим, – сбитый с толку ее настроением, заторопился Савелов. – Там у тебя будет неизмеримо больше возможностей по части исследований в пластической хирургии. А главное – Платоша получит образование в классической немецкой гимназии. Он способный мальчик, вот увидишь, через год будет шпрехать не хуже немчиков…

– Не хуже немчиков, – отчужденно повторила Рита и решительно тряхнула головой. – Не знаю, поймешь ли ты, Вадим, но мы с Тошкой ни в какую Германию не поедем. И дело не в моей диссертации.

– Не поедете? – шепотом переспросил он и сразу сорвался на крик: – Черт подери, почему не поедете? Порученец генерала Толмачева уже привез вам билеты, паспорта, деньги…

– Не кричи! – повысила голос и она. – Так будет лучше… Тебе будет лучше, Вадим. Мне давно надо было поставить все точки над «i», но после Афганистана ты постоянно находился в стрессовом состоянии, и я долго не решалась пойти на это…

– На что пойти, скажи же наконец? – выдохнул он.

Она опустила голову и отвернулась к окну. Он посмотрел на ее напряженную спину и понял вдруг, какие слова он сейчас от нее услышит – они будут означать приговор их семье и всей их совместной жизни. Приговор, не подлежащий пересмотру и обжалованию.

– Я подала на развод, – глухо, будто издалека, донесся ее голос.

– На развод?

– Вчера подала… Думала, наберусь смелости и сообщу тебе через несколько дней, когда ты вернешься из командировки, но ты вернулся раньше и застал меня врасплох.

– Ты в своем уме, Маргоша? Почему сразу – на развод?

– Можно было бы и не сразу, но тебе надо уезжать…

– В чем, в чем, черт побери, дело, объясни мне наконец?

– Не догадываешься?..

– Не верю, что у тебя появился другой мужчина.

– Другой мужчина, конечно, не появился, но я теперь точно знаю, что из всех одиночеств самое страшное – одиночество вдвоем. В Германии, среди чужих людей, оно просто раздавит нас. Пожалуйста, пойми это и не удерживай меня!

– Маргоша, ты подумала, что ждет тебя и Платона в богом проклятой России? – справившись с комом в горле, хрипло спросил он. – Хаос, распад государства… Теперь уже и слепому ясно, что социализм казарменного образца не выдержал проверку историей. Те, кто придет через год-другой к власти, спустят на твоего номенклатурного отца, а заодно и на вас с Платоном, всех бешеных собак. Спившийся «гегемон» и нищая интеллигенция, думаешь, простят вам былое благополучие?

– Я не думала об этом, Вадим. Но… наверное, ты прав – в том, что грядет, может быть, нам не найдется места и придется пройти через такое, о чем сейчас страшно думать… Но что это меняет в наших с тобой отношениях? Даже если ты сейчас уговоришь меня, а я – баба слабая… Ну, не состоялась у нас любовь, Вадим, не случилась, и тут хоть ты волком вой, а я реви белугой.

Савелов сжал руками голову и с горечью вытолкнул сквозь стиснутые зубы:

– Господи, господи, за что нам такое?

– Одна я во всем виновата, Вадим.

– Никому не отдам Тошку! – опрокинув стул, резко вскочил он. – Не отдам – и все!.. Там, на Гиндукуше, мы с Игорем перед боем договорились, что Тошку воспитает тот, кому выпадет жить. Я тогда ему все сказал про нас с тобой и про то, что Тошка его сын.

– Сказал? – еле слышно переспросила Рита, чувствуя, что у нее подкашиваются ноги. – Но скрывал от меня это?

– Ты не можешь мне простить, что он погиб, а я остался жить, да?! Всем святым, что было у нас с тобой, всем святым клянусь, не виновен я в его гибели!

– Вадим, кто винит тебя? Еще встретится тебе та, для которой ты будешь единственным, а меня больше не неволь. И закончим этот разговор.

Он схватил жену за плечи и затряс, срываясь на крик:

– Не виноват я, что жить выпало мне, а не ему. Можешь ты, кукла бессердечная, понять это?!

– Игорь жив! – крикнула Рита. – Не ведаю, что с ним случилось, но знаю: случилось что-то ужасное. Еще знаю, что сейчас ему нужна моя помощь.

– Господи! – схватился за голову Савелов. – Живой он стоял между нами и мертвый стоит! Пойми – мертвый он, мертвый!

– Мертвый? – шепотом переспросила она, и в ее глазах сверкнул гнев. – А зачем против мертвого возбуждать уголовное дело, ответь мне?.. Затем, что доказательств его гибели нет. Нет, понял ты, не-е-ет доказательств!!!

– Какое, к черту, дело?.. Оно давно военной прокуратурой приостановлено…

– «За неустановлением местонахождения обвиняемого», так мне ответил на прошлой неделе следователь военной прокуратуры.