Младший удовлетворенно хмыкнул и произнес зло:

– Добить надо.

Он перехватил двумя руками ружье и занес над лежащим, целя прикладом в голову.

– Э, нет! – возразил старший. – Ты почем знаешь, кто это такой?

– А что тут знать? – недовольно буркнул Митяй, опуская ружье к ноге. – Посмотри на него. Небритый даже дольше, чем ты, волосы на голове засаленные, руки грязные, все в ссадинах, камуфляж грязный и воняет так, что рядом стоять невозможно. Только слепой не поймет, что это дезертир. Их тут с начала войны как грибов после дождя. Они боятся всего и всех, поэтому и к людям не выходят.

– Оно, конечно, понятно, почему не выходят, – согласился Кирьян. – Дезертиров никто не привечает. Но не это главное. Откуда он вообще тут взялся? Штаны и берцы в грязи и тине. По кромке болота, что ли, шел, след пытался оборвать? От кого убегал в таком случае?

– Оно тебе надо, разбираться, где он шлялся и от кого убегал?

– А где гарантия, что это дезертир? – с сомнением произнес старший.

– Удивляюсь я тебе, Кирьян, – хмыкнул младший. – Вроде жизнь почти прожил, повидал столько, а таких простых вещей не разумеешь. Смотри, вон дырки от пуль и следы крови. Значит, снял с кого-то. Он еще и мародер. Вот два автомата. Оба его? Или все же один принадлежал хозяину продырявленной одежды? Наверняка этот и стрелял, избавлялся от подельника, а может, разругались из-за чего. Я не удивлюсь, если рюкзак набит чем-то ценным. Из-за этого и поругались, не смогли поделить.

– Автоматы – дело хорошее, – удовлетворенно произнес Кирьян, поднимая один АКС-74. – В хозяйстве пригодятся. Сними с него второй и глянь, что в рюкзаке.

Митяй начал ворочать лежащего и вдруг удовлетворенно воскликнул:

– Ух ты, «макар»!

– Мой! – безапелляционным тоном отозвался Кирьян.

– Ага! Щас! Я первый заметил, значит, мой, – упрямо возразил младший.

Чтобы закрепить за собой право обладания, он немедленно отправил пистолет в глубокий карман бушлата.

– И автомат тоже мой, – добавил Митяй, стаскивая с лежащего оружие.

– Черт с тобой, – проворчал Кирьян. – Молодо-зелено, а наглости – на троих хватит. Зачем тебе «макар»?

– А тебе? – сварливо спросил младший.

Чувствовалось, что уступать он не намерен.

– Ладно, – примирительно отозвался старший. – Давай посмотрим, что в рюкзаке. Но учти: я беру больше.

– Че это?! – опять вскинулся Митяй.

– А то, – отрезал Кирьян. – Больше, и все. Ты «макар» себе взял.

Младший вытряхнул содержимое рюкзака на траву, все обоймы тут же упрятал вслед за пистолетом. Автоматные магазины разделили на двоих. Сигареты присвоил себе Кирьян, на что Митяй саркастически заметил:

– Вот, это твоя доля. Ты хотел себе больше, вот и бери, травись.

– Что б ты понимал, салага, – блаженно затягиваясь, произнес старший. – Целую вечность нормальных сигарет не курил. Самосад уже надоел до чертиков.

– Тушенку и остальное отнесем в деревню, отдадим Степанычу, – сказал Митяй. – А автоматы – наши законные трофеи. «Макар» мой, – добавил он, ревниво глянув на старшего товарища.

– Твой, твой, – мстительно отозвался Кирьян. – Степаныч прознает – все равно заберет.

– Ну Кирьян, ну че ты! Ну ты же не скажешь! – заволновался младший.

– Я-то не скажу, да только ты его сам рано или поздно засветишь. Не удержишься же. А Степанычу «макар» в самый раз будет. Ему, как старосте, по статусу положено.

– Положено… По статусу… – проворчал Митяй.

Но было ясно, что в душе он почти смирился с предстоящей потерей трофея.

– Этого тоже придется в деревню тащить, – сказал Кирьян. – Вон, ворочается, в себя приходит. А все-таки крепко ты его по голове приложил.

– Давай я его добью, – опять предложил молодой.

– Что ты кровожадный такой? – удивился старший. – Нельзя. Может статься, он из отряда Асмолова. Ты же знаешь, нас они не трогают. Дружба какая-то у Степаныча и ихнего главаря. Так что не буди лихо, пока оно тихо. Не дай Боже, этот из асмоловских. Не расхлебаем потом.

– Ладно, потащили, – обреченно ответил Митяй. – Фу… Ну и воняет же от него… Когда он мылся в последний раз?

Они разобрали оружие и пожитки, подхватили под руки безвольное тело и волоком потащили беглеца в сторону деревенских изб, где из труб курился сизый дымок, а внутри пахло уютом, теплом и спокойствием, не нарушаемым в этом лесу уже долгое время.

Посмотреть на незнакомца собралась вся деревня, насчитывавшая пятьдесят с лишком дворов.

Мужчины, женщины, пожилые, дети – все собрались возле дома старосты – крепкой, как и остальные, бревенчатой избы с утепленной завалинкой, где вместо досок использовались жерди, а в качестве утеплителя – сухой торф.

Не было сутолоки, разговоров-пересудов и привычной в иных условиях беготни ребятишек. Люди стояли в напряженном молчании, дожидаясь, что скажет староста – седой мужчина лет шестидесяти на вид, в бушлате камуфляжной расцветки, таких же штанах и черных высоких берцах.

Здесь многие были экипированы по-военному – в камуфляж или «песчанку», даже большинство детей носили одежду того же покроя, заботливо подогнанную родителями под своих чад.

От такого обилия военной формы у непосвященного могло сложиться впечатление, что это некая войсковая часть, затерянная в лесу. Но все жители были беженцами. Они давно, еще перед войной, чувствуя ее фатальную неизбежность, покинули город, обошли огромное болото и вполне сносно обустроились на выбранном месте, постепенно завозя необходимый материал и прочее из города.

А потом полыхнула гражданская война. Об этой деревне уже никто не вспоминал, не до того людям стало. Каждый озаботился своими проблемами, а многие так вообще полегли на полях сражений или пропали без вести в закружившей по стране кровавой кутерьме.

Староста вышел на середину спонтанно образовавшегося круга, приблизился к лежащему в центре человеку. Его тяжелое, обрамленное аккуратно постриженной седой бородой лицо с пористой кожей было красно, вероятно от давления.

– Где вы его нашли? – обратился он к Кирьяну.

– Тут, недалече. – Кирьян махнул рукой в сторону болота.

– Кто его так?

– Митяй постарался. У него два автомата было, другие вещи. – Кирьян мотнул головой на рюкзак, валяющийся возле незнакомца.

Степаныч кивнул.

– Автоматы мы себе взяли, – продолжал Кирьян. – Магазины к ним тоже.

Староста опять кивнул: вижу, мол.

Кирьян покосился на молодого товарища, но тот, набычившись, молчал, засунув правую руку в оттопыренный карман бушлата.