Липатова Степаныч поселил в своем доме. Чем опять вызвал двойственное ощущение: благодарность за гостеприимство и опасение, что держит при себе специально, для пригляда. Впрочем, это ощущение почти полностью растворилось в долгом сне без всяких сновидений. Даже в нем Липатов ничего не помнил о себе прежнем.

Когда Андрей открыл глаза и заставил себя встать с мягкого матраца на панцирной кровати с металлическими спинками и непременными набалдашниками в виде шишек, хозяин лишь усмехнулся в усы:

– Ну и горазд же ты спать, мил человек! Вспомнил что-нибудь, нет?

Вопрос прозвучал так, будто бы хозяин спрашивал: ну что, признаешься – память-то ты не терял, а?

Липатов виновато покрутил головой:

– Пусто, Степаныч.

– Это в горшке может быть пусто, а у тебя голова: хоть что-то да отложилось.

– Да не вру я. Если бы вспомнил, сказал.

Беспамятство уже начало Андрея по-настоящему беспокоить. Если поначалу боязнь подавлялась усталостью, то теперь страх все сильнее вытеснял остальные чувства. Кто он? Откуда? Как жить дальше в таком состоянии? Как с ним поступит Степаныч? С виду он простой, как три рубля, но что-то нехорошее в нем есть. Недаром внутренний голос твердит об опасности.

Ближе к вечеру дня пришла женщина, которую Степаныч назвал Настасьей. Она принесла чистую одежду.

– Это твое. Облачайся, – сказал хозяин.

Надевая камуфляжную куртку, Андрей натолкнулся глазами на две дырки в ней и тотчас поймал пристальный взгляд Степаныча. Нехороший был взгляд.

– Ступай, Настасья, – молвил старик.

Женщина молча кивнула и ушла, пряча глаза.

Липатов оделся и пошел во двор. Теперь, когда появилась одежда, ему хотелось как следует осмотреться. Вдруг это хоть как-то поможет восстановить память?

Когда он увидел ее во дворе, сердце тревожно и сладостно защемило. Именно с такой девушкой он всегда мечтал познакомиться. Андрей не помнил, была ли у него девушка, как она выглядела, если была, и как ее звали. Но эта мгновенно вызвала какое-то особенное чувство, необъяснимое. Ему так и хотелось воскликнуть: «Какая девчонка, а!» И вместе с тем душу наполнила тоска от понимания, что девушка не его.

Незнакомка стрельнула в сторону Андрея быстрым взглядом зеленых глаз и прошла мимо с маской равнодушия и отстраненности на лице. Она зашла в дом.

Проводив ее взглядом, Липатов увидел стоящего на крыльце Степаныча.

– Ты на Ленку не зыркай, – сказал дед, дождавшись, когда девушка закроет за собой дверь. – Я тебя за внучку в бараний рог согну. Всю жизнь так и проживешь, скрученный.

У Андрея вдруг заболела голова.

«Ленка… Ленка… Лена… Какое знакомое имя… Где же я его слышал?.. Кого я знаю с этим именем?..» – мучительно пытался вспомнить он.

– Эй, мил человек, что с тобой? – подозрительно поинтересовался старик.

– Голова что-то заболела, – признался Андрей, потирая затылок с приличной шишкой и коростой на месте рассечения кожи.

– Не беда. Трудотерапия тебе поможет. Эти дрова нужно сложить в поленницу. – Старый указал рукой на колотые березовые чурки. – Действуй.

Обреченно вздохнув, Липатов принялся за дело. Куча дров оказалась очень внушительной. Степаныч постарался, готовясь к наступающей зиме. Частично дрова уже были сложены под большим навесом, предохраняющим их от дождя летом и неизбежного снега зимой.

Пока Андрей складывал дрова, девушка дважды выходила из дома по каким-то делам, демонстративно не обращая внимания на незнакомца. И все же Липатов рискнул заговорить с ней, однако Лена, густо покраснев, убежала в дом, откуда опять вышел старик.

– Немая она. С рождения, – сказал он неохотно и добавил уже с нажимом: – Поэтому я тебе и говорю: не лезь к ней. Она и так Богом обиженная, от местных парней шарахается, стесняется своей немоты, а ты вообще чужак. Лучше вспоминай, кто ты и откуда, да про дрова не забывай.

Получивший взбучку Липатов вернулся к работе, однако образ девушки по-прежнему оставался у него перед глазами.

Кого-то она ему напоминала.

Ближе к вечеру, когда он наконец-то закончил с дровами, подмел метлой двор от щепы и тоже снес ее под навес, девушка вдруг сама подошла к нему. Ее лицо светилось тревогой и желанием быть понятой.

Андрей растерянно замер, пытаясь по ее отчаянной мимике понять, что она хочет. А девушка испуганно оглядывалась на темные окна и дверь дома и энергично жестикулировала, что-то показывала руками, махала в сторону леса.

– Я… Я не… Подожди, подожди, я не понимаю тебя! Что ты мне хочешь сказать?! – вполголоса шептал Андрей. – Ты боишься деда?

Девушка отрицательно замотала головой.

Тут Липатова осенило.

– Ты писать умеешь?

Лена радостно закивала.

– Ну вот!

Андрей разгреб ботинком щепу, освобождая небольшой клочок утоптанной земли, вручил одну щепку девушке.

– Пиши! – сказал он.

Девушка торопливо большими буквами написала и тут же стерла рукой: «Беги!»

– Беги?! Это почему?! – тревожным шепотом спросил Липатов.

Следующее слово было: «Дедушка». Затем она опять быстро стерла его ладонью, снова написала и торопливо стерла: «Хочет».

Так она и писала по одному слову и тут же стирала.

Получалось, что старик хочет продать Андрея в рабство. Он по рации связывался с Романом Георгиевичем.

Кто такой этот Роман Георгиевич, Липатов не понял, уяснил лишь, что очень плохой человек.

Утром его заберут. Ему нужно бежать сейчас в ту сторону – в подтверждение своих слов девушка махнула в нужном направлении рукой, – потому что в противоположной стороне болото.

– Спасибо тебе, Лена. Вовек не забуду, – с чувством прошептал Липатов. – Ты очень красивая. Очень.

Андрей быстро поцеловал ее в щеку, успев в сумерках заметить, как густо покраснела дико шарахнувшаяся от него девчонка.

Она убежала в дом, а Липатов, закусив в тревоге кулак, уселся на ворох щепы, откинувшись спиной на поленницу дров.

Когда стемнело, он сделал вид, что направился в уборную, стоящую на задворках небольшого, уже убранного огорода. Пахло картофельной ботвой, у Андрея вновь мучительно заболела голова, в который уже раз. Он помнил этот запах. Но откуда, при каких обстоятельствах запах так врезался в память, не сохранившую более ничего? Остановившись, Липатов приложил ладонь к затылку, стараясь легкими поглаживаниями унять пульсирующую боль. Только ее сейчас не хватало, когда он собрался бежать!

Вдруг от забора из плохо ошкуренных березовых жердей, укрепленных на березовых же столбиках, донесся шепот: