— Разорят казино. Ну и кто последит за сморчком? Ты или я?

— Могу я. На моем мерзавце автомате можно обанкротиться, лучше уж идти в штат гончим псом.

— Смени автомат, сядь около сморчка, чтобы не прозевать.

— Ты же велела держаться?

— В следующий раз. Иди, он, того и гляди, кончит игру.

Линялый сморчок и в самом деле быстро набил десять тысяч. Нажал аут, автомат начал переброску, а он пошел за механиком. Гутюша обосновался на стратегической позиции, и они вместе вышли из казино.

Седой получил квитанцию и осатанел вконец. Автомат после каждой клавиши выдавал ему самое меньшее пару, из одной такой пары старый разбойник делал сто шестьдесят жетонов. За две пары получалось триста двадцать. Через полчаса перевалило за сорок тысяч, а он играл дальше. Я оглянулась удивленная — где же опекун, и увидела его за колонной. Не вмешивался, просто наблюдал со стиснутым ртом и таким выражением лица, что меня холод пробрал. Я перестала обращать внимание на собственную игру, загипнотизированная зловещей атмосферой.

И в самом деле, взгляд опекуна излучал такую злобу, что седой почувствовал. Прервал игру, заерзал на табурете, беспокойно оглянулся. Мгновение колебался, опекуна за колонной не заметил, окружающие его мало интересовали, и потому вернулся к автомату. Посмотрел на кредит, нажал аут, болельщики привели механика, седой взял квитанцию на деньги, я думала, успокоится и уйдет — не тут-то было. Снова начал играть с тем же результатом, одним фулом загреб восемьсот жетонов. Разохотился снова, симулируя небрежность, рассеянно долбил красную и черную, всякий раз немного выжидая и демонстрируя болельщикам свои успехи.

Опекун за колонной владел собой неслабо. Глаз с седого не спускал, но ничего не предпринял, не подошел, не вмешался. Перед самым закрытием казино седой выиграл еще столько же, сколько вначале, слез наконец с табурета и пошел в кассу. За один вечер взял больше восьмидесяти миллионов злотых. Я чуть не забыла о своих жетонах, уцелевших только благодаря вялой игре, обменяла их в последнюю минуту и успела увидеть встречу этих двоих.

Столкнулись при выходе. Опекун стоял в дверях и ждал, седой заметил его неожиданно. На мгновение словно прирос к полу, покраснел, побледнел, откашлялся и провел трясущейся рукой по волосам. Опекун торчал в виде каменного изваяния, только посматривал еще мрачней, чем из-за колонны. Когда седой остановился рядом, тот кивнул в сторону дверей, седой неуверенно вышел, опекун за ним. Вместе подошли к «полонезу» и сели. Я оказалась неподалеку от них. Седой что-то говорил, опекун молчал. На всякий случай я записала номер машины.

И только они тронулись, мне пришло в голову ехать за ними. Поздно, исчезли, прежде чем я успела дойти до машины, оставленной на противоположной стороне улицы Кручей, к тому же я приехала из центра и теперь не хотелось разворачиваться. Прозевала, куда они направились — прямо или где-нибудь свернули. Холера. Вся надежда на Гутюшу…

Гутюша не подвел.

Линялого сморчка проводил до самого дома, довольно далеко — сморчок жил в самом конце Хожей. Отправился лифтом на четвертый этаж, а Гутюша мчался по лестнице, чтобы не попасться ему на глаза. С пролета успел заметить, что сморчок открывает дверь своим ключом — значит, его квартира. В списке жильцов значился как Иреней Медзик.

Вернувшись в казино по Вспульной — так ему показалось дипломатичнее, — Гутюша как раз успел к выходу седого с опекуном. Меня не заметил и, не выходя из такси, последовал за ними.

— Один из них живет на Венявского, — информировал он меня. — Верно, седой, там и застрял, а другой вышел. То есть сначала оба вошли в домик на одну семью, ну, такие, знаешь, неразлей-вода.

Я поняла, что дома натыканы густо и между домами совсем тесно. Более или менее знала этот район.

— Кто открывал? — допытывалась я.

— Седой. Второй подержал его манатки. Не разговаривали. Да я и не услышал бы, смотрел из такси, да видно было — пасти на замке. Столпы соляные — не люди.

— Твой таксист не любопытствовал?

— В лучшем виде. Я наплел, мол, там живет одна, я к ней липну, да, пожалуй, слишком гостеприимная. Всяких привечает, а я, значит, дежурю, правду ищу.

— Прекрасно. И что дальше?

— Дальше мало. Говорю ведь, вышли, вошли вместе в дом, второй вышел через десять минут. Я смотрел на часы на всякий случай. Удивительно, нигде света не было, ни в одном окне, может, еще какая комната. А на дверь светил фонарь, так что ключ вставил нормально.

— Второй вышел с сумкой или с пустыми руками?

— С сумкой. Но не с той, а с таким чемоданчиком, гармошкой.

— И что? Куда поехал?

— Вот именно. Никуда. Оставил машину и пешком потопал против одностороннего движения. Таксист, конечно, ни в какую. Я побежал за хмырем, да поздно — пропал из видимости. Ничего, подстерегу в другой раз. Я задумалась.

— Когда еще будет другой раз! Опекун ходит в казино по пятам за седым. Я во всяком случае иначе его не встречала…

— Был же на рулетке, — припомнил Гутюша. — Если и нет, в чем дело, подождем, пока седой не явится…

— А когда? Сдается, нескоро. Наверно, зарвался, слишком много выиграл, да и демонстрировал, попридержат его, чтобы утихло. И опекуна, ясно, не будет. Черт его знает, а хотелось бы все же представлять, кто он и где живет.

— Он к этому седому с визитами ходит, точно, — вывел Гутюша. — По моему графику так выходит. Вечерок-другой почему бы и не поглядеть, а вообще-то интерес имею, выйдет ли седой из дому. Вдруг он там кукует привязанный к калориферу, а рожу пластырем залепили. Что-то там не того, жареным пахнет.

Ситуация явно захватила Гутюшу, да и меня, признаться, тоже. Мы договорились подежурить вечерами по очереди. Гутюша вызвался начать сразу, а мне продолжить дежурство завтра. Я поостереглась спрашивать, почему он решается растрачивать время и силы на черт-те что. Всякие вопросы такого рода только высветили бы кретинизм нашей деятельности. А мне не хотелось, чтобы он бросил нашу аферу, столь заманчивую для меня. Правда, кто знает, что заманчиво для него, Гутюши.

Выслушав Гутюшин рапорт, я положила трубку и подумала, что вести такие разговоры по телефону — глупость запредельная. Если сама я наслушалась случайно всяких секретов, так же точно кто-нибудь мог подслушивать нас. Мы не называли, правда, имен, но зато адреса.., нет, имя тоже — того сморчка, Иренея Медзика. Ну, допустим, некто подслушивал. Что же, он пойдет к Медзику и за деньги или из чистого интриганства доложит, вами, мол, интересуются некие особы — баба и мужик? Ну ладно, и что? Медзика в наших планах не было, пусть боится нас до чертиков. На седого, он, по мнению Гутюши, смотрел с омерзением, вряд ли были знакомы. Если отгадает, что о седом шла речь, ну и пусть себе ему сообщает. Ничего удивительного, после сумасбродств в казино седым может интересоваться полгорода, сделал все, чтобы обратить на себя внимание. Кто-нибудь пожелал бы ограбить его, свистнуть у него выигрыш, не мы ведь, так какое мне дело…