Впервые упоминание о медовом месяце прозвучало накануне вечером. Мэтью, выйдя из своего кабинета, холодно сказал:

– Я подумал, что после церемонии неплохо было бы дня на два поехать в Клир-Лейк.

– Хочешь, чтобы я собрала твои вещи? – спросила Кэролайн, испытывая смешанные чувства.

– Не терпится приступить к обязанностям жены? – чуть ли не с насмешкой поинтересовался он.

Слегка вспыхнув, она сказала:

– Вовсе нет. Если ты предпочитаешь делать это сам, я займусь вещами Кетлин и своими собственными.

– Кетлин не поедет.

– Но…

– Детей не принято брать с собой, уезжая на время медового месяца, – заявил он. – И я предпочел бы, чтобы моя молодая жена целиком принадлежала мне, пока мы еще не стали семьей.

Кэролайн промолчала, а он добавил:

– Кетлин будет прекрасно с миссис Монахан.

– Но разве миссис Монахан…

– Я ей доверяю, и она будет счастлива побыть с ребенком. А еще важнее то, что Кетлин с радостью останется с ней.

По его тону она поняла, что все уже решено.

Сейчас, стоя с непокрытой черноволосой головой, на которой блестели снежинки, Мэтью открыл дверцу машины и галантно ждал, когда его жена сядет в машину.

Она накинула ремень безопасности. Мэтью сел за руль, и они в молчании поехали на север штата.

Вряд ли можно было найти двух других молодоженов, которые выглядели бы столь несчастливыми. В конце церемонии Мэтью даже не поцеловал ее.

Может, сделав ей предложение, он пожалел потом об этом? Но разве его заставляли жениться?

Вчера вечером она уже сомневалась в том, что все еще желанна для него.

Уснув в ту ночь, после Рождества, в его объятиях, она проснулась одна. В поисках Мэтью пришла на кухню, где он готовил завтрак для Кетлин и Барнэби.

– Доброе утро, – коротко сказал он, и она сразу поняла, что настроение, в котором он пребывал еще вечером, уступило место обычной вежливости.

А когда они в тот день вернулись в Нью-Йорк, он, ничего не сказав, отнес ее вещи в комнату няни рядом с детской.

В Клир-Лейке, кроме того, что он заставил ее надеть кольцо, он мало думал о морали. Теперь же, дома, он намеревался соблюдать все правила приличия.

В первую ночь в нью-йоркской квартире, лежа без сна, Кэролайн утешала себя этой мыслью. Но в последующие дни она поняла, что Мэтью ее избегает. Это страшно обидело и обескуражило ее.

В заботах о Кетлин дни пробегали быстро и радостно, но бессонные ночи, наполненные тревожным ожиданием, тянулись бесконечно. Под красивыми глазами Кэролайн пролегли тени.

Хотя он настоял на том, чтобы она носила кольцо, и сам сообщил миссис Монахан об их помолвке, Кэролайн практически снова вернулась к своим обязанностям няни, а он тем временем возводил между собой и ею ледяную стену.

Если бы не кольцо и не то, что он упорно называл ее «мамочка» в разговорах с Кетлин, Кэролайн могла бы подумать, что сделанное им предложение ей просто приснилось.

Прошлым вечером она поймала на себе полный жаркого желания взгляд Мэтью, но он тут же резко отвернулся.

Размышляя о ночах, которые они проводили порознь, она старалась понять: не пытается ли он доказать что-то? Или просто придумал такое наказание им обоим? Ее он наказывает за то, что она напоминает ему Кейт! Себя – потому что ненавидит довлеющее над ним чувство, от которого не в силах освободиться.

Понимая, что это наваждение раздражает его не меньше, чем ее раздражала золотая цепочка, пока он наконец не освободил ее от «оков», она испытывала к нему огромную жалость.

А что будет, когда он освободится от своего наваждения? Что она увидит от него тогда? Кэролайн надеялась, что это будет тепло и забота… Если она станет его женой и матерью его детей, он же будет испытывать к ней какие-то чувства?

Пока они ехали сквозь снежную пелену, она цеплялась за эту мысль. Но в глубине души понимала, что, поскольку прошлое дамокловым мечом висит над ними, они едва ли обретут настоящее счастье.

Постепенно скрип «дворников» и шуршание колес убаюкали ее.

Она забылась тяжелым сном, а когда неожиданно проснулась, то обнаружила, что они уже приехали в комплекс. Взглянув в сторону Мэтью, она увидела, что он смотрит на нее странным грустным взглядом.

Не успела она собраться с мыслями, как он уже выскочил из машины и, обойдя ее спереди, открыл дверцу. Выходя из машины, еще полусонная, Кэролайн споткнулась, но он поддержал ее, обняв за талию.

Пока они ехали на север, небо прояснилось, и наступила прекрасная ночь. Над соснами взошла круглая луна. Свежевыпавший снег хрустел у них под ногами, когда они поднимались по ступенькам в холл.

Стоявшая за стойкой мисс Диринг вежливо поздоровалась:

– Добрый вечер, мистер Каррэн… миссис Каррэн. Примите мои поздравления! – Значит, они знали о свадьбе, удивленно подумала Кэролайн. Один из служащих торопливо подошел к ним, чтобы взять вещи. – Будьте добры, мистер Каррэн, уделите минутку менеджеру, – добавила мисс Диринг. – Он хотел о чем-то поговорить с вами. Он в своем офисе.

Мэтью кивнул.

Все еще обнимая Кэролайн, которая старалась твердо держаться на ногах, он привел ее в свои апартаменты.

Через несколько минут служащий внес их багаж и тут же исчез.

Выходя вслед за ним, Мэтью обернулся и произнес:

– Советую тебе сразу лечь спать.

Что-то в его тоне заставило ее насторожиться. Она спросила:

– Ты ведь вернешься!

– Конечно. – На его смуглом лице появилось язвительное выражение. – Что подумает персонал, если я оставлю тебя одну в нашу брачную ночь?

Через секунду она услышала, как за ним закрылась дверь.

Кэролайн убрала свой шерстяной, сливового цвета костюм, в котором венчалась, достала спальные принадлежности, приняла душ и легла. Прошло не менее получаса, а Мэтью все не появлялся.

Чтобы прогнать сон, она сознательно приняла прохладный душ и, взяв наугад книгу с полки, села в постели и начала читать при свете лампы.

Она так устала, что буквы прыгали у нее перед глазами. Но он сказал, что вернется, а она не хотела, чтобы, вернувшись, он застал ее спящей.

Если раньше она беспокоилась о том, что будет происходить в отдаленном будущем, то теперь ее больше заботило настоящее.

Она была уверена, что он все еще испытывает к ней физическое влечение, она видела это по его горящим от желания глазам. И ее страшило то, что он не позволяет чувству взять над собой верх.

Он говорил, что хочет создать семью. Может быть, он изменил свое решение? Возможно, ненавидя ее и презирая себя, он теперь сознательно отказывается удовлетворять свои собственные и ее стремления?