— Они зато с тобой воюют, — проворчал Деша.

А Драган в это время уговаривал Златыгорку выстрелить из винтовки по консервной банке из-под фасоли, дескать, что твой лук! что твои желтые стрелки! — вила взялась выстругивать заместо утраченных новые, — а вот попробуй, де, стрельни из моей «Черной стрелы», ох, как понравится, за уши не оттянешь! Но горбунья отнекивалась, мол, я уж так как-нибудь, я из лука, де, привыкла, и мать моя из лука стреляла, как же я громобой в руки возьму, не-ет, не могу…

Шишок, в лихо заломленном красном берете, издаля смотрел и посмеивался.

Росица Брегович паслась на лугу. Ваня Житный с беспокойством наблюдал за ней — ест траву, как простая корова, причем хоть бы выбирала людскую съедобную зелень: конский щавель там, мокрицу, одуванчики, так нет — лопает все подряд! Где же тот первый встречный, что расколдует бедную демократку? Что-то ведь желающие в очередь не выстраиваются, а вон сколь тут солдат! А ну как потом поздно будет: освоится девочка в коровьей шкуре и навсегда останется парнокопытной!

Яна Божич, в ромашковом венке, сидела неподалеку от Росицы, плела еще один венок, как оказалось, для коровы… На правом плечике дитёки сидел жаворлёночек — тоже в веночке из ромашек, а соловей, изрыгая вороньи проклятья, кружил над ними.

Тут Росица Брегович подняла голову от травостоя, Ваню увидела и в лесок побежала — понятно зачем: комолая корова отличалась большой щепетильностью в вопросах отправления естественных надобностей.

А Гордана уж гадала какому-то бойцу, уверяя, что он проживет до 2099 года — солдатик, сняв с руки часы, безропотно отдал их цыганке.

Березай наконец решился расстаться с трупом желтого пса: похоронили Ерхана рядом с несостоявшейся могилой Медведя. Лешачонок притащил откуда-то саженец березки, посадил и дал сигнал отбывающего со станции поезда.

И как раз пришла пора отбывать: правда, пока что не с этого света, а только с этого нагорья. Драган сел за руль своего заслуженного грузовичка, в кабину которого посадили связанную шиптарицу с тем, чтобы отвезти в город, в штаб по соседству с «Гранд-отелем», ежели, конечно, тот штаб еще цел.

И вот калики перехожие да переезжие, попрощавшись с гостеприимными сербскими солдатушками, полезли в кузов. Машина уж завелась, уж чуть с места не тронулась, когда прибежал подполковник Медведь и, схватившись за борт, крикнул:

— Эй, а то оставайтесь?! Учитывая, как вы себя в деле показали, я ведь вас не рядовыми возьму, сразу нашивки получите… А, дед?

Шишок с сожалением покачал головой, дескать, извини, командир, будь моя воля, так я бы, не раздумывая, но… — и бросил сердитый взгляд на Ваню, как будто это он был виноват, что им приходится уезжать. Мальчик отвел глаза, он бы и сам с удовольствием остался под началом Медведя, но ведь у них дело… Хотя как с ним справляться, как выяснять, кто в их компании вила — непонятно, и ежели нет тут никаких самовил, то где ее искать?! Эх-ма!

Грузовик «Застава» несся так, что на поворотах задние колеса чуть в кювет не заносило — видать, Драган, опасаясь засады, хотел поскорее миновать спорные места.

Березай тоскливо смотрел назад — туда, где в сырой земле остался его верный привокзальный друг. Шишок тоже хмурился — и песен про бравых солдатушек не заводил. Корова Росица Брегович задумчиво жевала слетевший с ее комолой головы ромашковый венок. Цыганка Гордана, у которой ветром шаль с плеч сорвало, повязывала ее на голову. Соловейко сидел на правом плече Златыгорки, а жаворлёночек на узком, зато тоже правом, плечике Яны. Девочка, щебетавшая с жаворонком, оказалась между вилой и Ваней, а историк рядом с мальчиком сидел.

Ваня Житный стал спрашивать, а вот, дескать, что это за серборез такой, про него нам… наш разведчик доложил, — мальчик покосился на птаха, не решившись представить пернатого разведчика, — шиптарица, мол, говорила, что серборез уж точат, готовьтесь, де…

Боян Югович потер свою родинку в виде креста и шепотом, чтоб девочка не услыхала, отвечал: дескать, не знает он, чье это ужасное изобретение, но видел, как шиптары серборез применяли. С ним, до Березая-то, сидел пленный сербский воин и… И вот приехал в село к шиптарам какой-то их главный, и нас вытащили из зиндана. Парня этого первым в круг вытолкнули и… нет, не могу рассказывать, извини…

После, поглядев на беспечное солнышко и весенние горы, Боян Югович уже во весь голос спросил у девочки, знает ли она песню про красотку Яну? Девчурка помотала головой отрицательно, дескать, зато она знает английскую поздравительную песенку, и пропела: «Happy birthday to you, happy birthday to you, happy birthday to Yahna, Happy birthday to you!»

— Понятно, — кивнул Югович, одернул свой затрапезный свитер и спросил, хочет ли она послушать про красотку Яну. Девочка кивнула, и Боян запел:

«Отдашь, отдашь ли горец Йово,

Красотку Яну в турецкую веру?»

«Эй, воевода, голову дам вам,

Яну не дам в турецкую веру!»

Руки по локоть ему отрубили,

Снова о том же спрашивать стали:

«Отдашь, отдашь ли, горец Йово,

Красотку Яну в турецкую веру?»

«Эй, воевода, голову дам вам,

Яну не дам в турецкую веру!»

Обе ноги ему отрубили,

Снова о том же спрашивать стали:

«Отдашь, отдашь ли, горец Йово,

Красотку Яну в турецкую веру?»

«Эй, воевода, голову дам вам,

Яну не дам вам в турецкую веру!»

Тогда Йово выдрали очи,

Спрашивать больше его не стали.

Схватили турки красотку Яну

И посадили на вороного,

Угнать решили полем-низиной,

Полем-низиной в село к татарам.

Яна Йовану тихо сказала:

«Прощай, Йован мой, брат мой родимый!»

«Будь же здорова, сестрица Яна!

Нет глаз у Йово, чтобы взглянул он,

Нет рук у Йово, чтоб мог обнять он,

Нет ног у Йово, чтоб проводил он!»

Тихо стало в грузовике «Застава». И крикнула Яна Божич: дескать, нету у меня родимого брата, только вот этот Йово — и вцепилась в Ваню. Но, мол, никогда Яна не пойдет в турецкую веру, пускай мне лучше руки-ноги поотрубают, как Йовану, и глаза выдерут!

И соловейко, обращаясь к жаворлёночку, просвистал со Златыгоркина плеча:

— Коршун меня подери! А ведь ты прав: эта Сопля — самая настоящая вила и есть!

И вот на развилке остановились — и все, кроме шиптарицы, покинули машину. Драган спешил в Приштину, а то, дескать, уйдут все из штаба-то, и что он с этой стервой шиптарской делать будет?! А путешественники, посовещавшись, решили отправиться в Грачаницу. Боян Югович всех уговорил, мол, посмотрим фрески, не пожалеете…

Златыгорка нагнулась и грузовичок в фары расцеловала, похлопала по бамперу, дескать, ну что ж, прощай, хорошая «Застава»! Ваня Житный засмеялся: