Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Тем не менее опьянел гораздо меньше других – пили-то, чай, не водку, а слабенькое винишко. Первым сдался Корнелиус – махнул рукой, облобызал Егора да, пошатываясь, пошел себе спать. Готфрид уснул прямо тут же, на столе, юный Иоганн – под лавкой, ушел в свой угол и Айльф, а вот Альма, как ни странно, продержалась куда дольше других, хотя тоже нализалась изрядно… и кинулась приставать к Вожникову:
– Ах, Георг… обними, поцелуй же меня, ведь мы с тобой теперь не увидимся… быть может – никогда! Ты добрый человек, милый Георг, и умный, а я…
– Ты тоже умная, девочка… Спать не хочешь?
– Нет! Хочу с тобой… чтоб мы… как тогда, помнишь?
Вскочив на ноги, Альма собралась было стянуть с себя платье, да вот незадача – пошатнулась, упала бы, но князь вовремя подхватил девушку на руки, унес в постель и, чмокнув в нос, улыбнулся:
– Спи, чудо! Тоже еще, секса ей захотелось… Тогда незачем было так пить.
– К-кто пил? Я? – осоловело приподнявшись на локте, Альма моргнула и, упав головой на подушку, тут же уснула.
Не выдержала, бедолага…
– Господин Георг, – подошел к столу корчемный слуга. – Вас там спрашивали.
– Кто?
– Мальчик из лавки.
– Так позови ж его!
Слуга выбежал во двор и вскоре вернулся вместе с лавочным мальчишкой в смешной кургузой куртке.
– Вы просили зайти, г-господин, – чуть заикаясь, сообщил тот.
Князь широко улыбнулся:
– Просил, да. На вот тебе грошик.
– О, благодарю, достопочтеннейший го…
– Еще один такой хочешь?
– Угу, – обрадованно кивнул Бруно и тут же вздохнул: – Но ваша потеря так и не отыскалась, мой господин, увы.
– И черт с ней. – Егор махнул рукой и, понизив голос, осведомился: – А тебя хозяин, лавочник, посылал к кому-то?
– Н-нет…
– Значит, не хочешь второго грошика, – с укоризной сказал Вожников.
Парнишка вскинул глаза:
– П-почему не хочу? Хочу.
– А что тогда врешь-то?
– Вру? Ой… – Чуть помолчав, юный Бруно решительно тряхнул длинными, тщательно расчесанными гребнем – от вшей – волосами. – Да, посылал хозяин. У него самого есть… как и сказать-то…
– Свой хозяин, – охотно продолжил князь. – И кто же это?
– Некий Ганс Фуггер, владелец бумазейной мастерской и еще кой-чего. Нас, посланцев, встречает всегда в какой-нибудь корчме… Но я знаю, где он живет, проследил как-то, так что показать могу…
– Вот и молодец!
– А раз молодец, так гоните, уважаемый герр, серебряху!
– Ну, будь здоров, Бруно, не кашляй!
Кинув в подставленную ладонь серебряную монетку, Вожников показал мальчишке кулак и, предупредив, чтоб парень лишний раз глаза не пялил и не вздумал следить, зашагал к корчме с гостеприимно распахнутыми дверями, что располагалась на самом краю города, за монастырем доминиканцев, недалеко от ворот Рыбаков, с которыми в здешней жизни князя было связано так много…
Не слишком ли много воспоминаний? Не слишком! Ах, Альма, Альма… дай бог счастья тебе, девочка.
– Кого, вы сказали, ищете, достопочтенный герр? – почтительно переспросил слуга – дюжий молодец с кулачищами, словно две дыни, и квадратной мордой.
– Господина Фуггера. Я знаю, он сейчас здесь, у вас.
– А… он вам назначил встречу?
– Конечно! – От возмущения князь сдвинул брови, однако счел нужным добавить: – Правда, мог и забыть, давненько мы с ним договаривались. А чтоб вспомнил, ты ему, парень, скажи: дело, мол, бумажных мельниц касается, тех, что на Лехе-реке.
И вновь сверкнул серебром грош, полновесный, рильский. Он же – альбус, он же – «белый пфенниг», который – по счетной системе – целых двенадцать геллеров весил.
– Напомню. – Радостно сверкнув глазами, слуга усвистел куда-то на второй этаж, правда, тут же вернулся: – Забыл спросить, господин, как о вас доложить?
– Доложи – Георг из Кост… Из Конст… Из Константино…
– Понял – из Констанца, мой господин. Так и доложу. А я ведь бывал в Констанце!
– Иди, иди… – присаживаясь на широкую скамью перед большим столом, ввиду раннего времени пока что пустующим, ухмыльнулся князь. – Бывал, ишь ты… Знал бы ты, парень, где я бывал…
– Вас ждут, господин. Я провожу, идемте.
Вожников загрохотал башмаками по лестнице, поглядывая на широченные плечи слуги.
И что такая шайба в корчме делает? Плечищи – косая сажень, кулачищи – с голову, и на тебе – на побегушках, каждому грошику – пусть даже и «тяжелому» рильскому – рад.
– Вам во-он туда, герр Георг.
Ишь, имя-то запомнил, орясина.
– Вот…
Парняга испарился, оставив посетителя в комнатке с широким, забранным свинцовым переплетом окном и столиком, за которым сидел невидный собой человек неопределенного возраста, правда, скорее молодой, нежели старый – и только это, наверное, и можно было о нем с первого взгляда сказать. Лицо тоже неприметное, какое-то… не сказать, что уродливое, но и не симпатичное, точно… впрочем, когда сидевший вдруг поднял свои оказавшиеся пронзительно-синими глаза и улыбнулся… А ведь приятный мужчина, вполне… И лет ему не очень-то много.
– Ну, здравствуйте, господин Георг, присаживайтесь. Не думаю, что вы из Констанцы.
– Доброго дня, герр Фуггер.
– Доброго, доброго… Так что вы там хотели сказать начет бумажных мельниц?
– Да ничего особенного, – усаживаясь в небольшое креслице, светски развел руками князь. – Просто землю в верховьях Леха я вчера перекупил.
– Что?! – Синие глаза ростовщика округлились, но он быстро взял себя в руки. – Перекупили? Хм… И что же вы теперь хотите?
– Хочу взять вас в долю, почтеннейший господин! – рассмеялся Егор. – Думаю, чего я один-то буду напрягаться, строить? Уж лучше с вами – на паях.
– Почему именно со мной? – не спуская с вошедшего настороженных глаз, тут же поинтересовался Фуггер.
– Потому что вы один из умнейших людей в этом городе, – умело интригуя, князь понизил голос почти до шепота. – Но даже и вы пока не знаете – что такое бумага и сколько ее понадобится уже в самом ближайшем будущем! Раз в десять… нет, в сто раз больше, нежели сейчас!
Холодом сверкнули глаза Фуггера:
– Вы, герр Георг, сказочник? А не вас ли я видел как-то с жонглерами? То-то я и смотрю – и голос мне ваш знаком, и акцент, выговор…
– С жонглерами – это я все придумал, – скромно признался Егор. – И, поверьте, поимел совсем неплохие деньги.