Если теперь я и занимаюсь тем, что можно хоть как-то охарактеризовать, то я путешествую по всей планете, отправляясь туда, куда хочу, и ем то, что хочу, встречаясь с потрясающими поварами, которые еще несколько лет назад выставили бы меня за дверь, если бы я попросился работать у них на кухне помощником повара. Я собираюсь сделать очередной интересный материал, но совсем недавно я и не мечтал, что буду так жить. Я завел друзей по всему миру. И мне платят за это. Мне всего-то и надо — работать с телевидением и, возможно, написать о том, как все происходит. Это довольно хороший вариант по сравнению с мытьем шпината и чисткой масляного фильтра.

Но вы не захотите слышать, как я злобно торжествую, наслаждаясь иберийским хамоном вместе с Ферраном Адрия за столиком позади небольшого испанского магазинчика, или каково ощущать прикосновение крошечных азиатских ног, разминающих мне спину в каком-то далеком отеле, или сравниваю достоинства марокканского кифа с ямайской «травкой». Вы на самом деле вовсе не хотите слышать мои аханья по поводу сыра в «Ле мануар о катре сэзон» или как Дейл де Грофф действительно делает лучшее проклятое мартини на планете. Вы хотите видеть, как я корчусь на холодном кафельном полу, выворачивая желудок во что-то, что менеджер отеля назвал унитазом, как взываю о милосердии в то время, как мой жестокий хозяин, вцепившись мертвой хваткой, в очередной раз заставляет меня проглотить полный рот свинины, прежде чем подвергнуть какому-нибудь новому эффектному на видео унижению, правильно? Кто хочет читать о каком-то недоумке-бездельнике, который шикует на халяву, когда в вашей реальной жизни приходится столько вкалывать, чтобы свести концы с концами? Я не стал бы, поверьте.

Шоу продюсирует, снимает и пишет команда, собирающаяся по вечерам — я, Лидия Теналья и Крис Коллинз, мы работаем на организацию под названием «Нью-Йорк таймс телевижн» (шоу Рут Рейчл делают тоже здесь). Взяв за основу мой список пожеланий, мы составляем что-то вроде сценария комикса, выстраивая эпизоды таким образом, чтобы включить различные места, блюда, рестораны, поваров и шеф-поваров, которых собираемся снимать. Ассистент продюсера в Нью-Йорке изучает наши безумные планы (зачастую составленные отнюдь не на трезвую голову) и согласует их с той стороной, которую мы хотим снимать. Два оператора, обычно Крис и Лидия, ассистент продюсера и я отправляемся на встречу с будущими героями нашего шоу и стараемся наилучшим образом отснять все, что нам требуется. Мой импровизированный бред записывают на видеокамеру, чтобы, возможно, использовать его при окончательном монтаже или же наоборот вырезать, а записанный после съемки текст наложить позднее, как голос за кадром. Мы обычно делаем в среднем по два сюжета о еде в день. На съемку одного выпуска уходит около недели, если снимать от шести до четырнадцати часов в день. С едой никаких трюков. Если вы видите, что я что-то ем перед камерой, то я действительно это ем. Все ем. Часто с дублями. Множество очень хороших людей терпит немалые неудобства, чтобы дать мне лучшее, что у них имеется, а я пытаюсь быть хорошим гостем. Если я выгляжу счастливым на экране, то я, вероятно, удачно отснял сюжет. Если я измотан, весь в поту, вызываю отвращение и недоволен, то таково, скорее всего, мое настроение в тот момент. Нет никакого грима, что видно по попадающим в кадр прыщам, укусам, случайным порезам бритвой и шрамам на моей быстро стареющей роже, и если я не побрился перед съемкой, то это, вероятно, означает, что я просто был не в себе с утра и не смог, потому что у меня слишком дрожали руки.

Вместе с Крисом и Лидией мы проводим кучу времени в дороге, работая и болтая. После долгих часов в паршивых отелях и аэропортах, съемок из вежливости заведомо не нужных сцен выключенными камерами (они называют эти съемки «французскими») нас порой охватывает истерика. Какая-нибудь крошечная незначительная деталь становится бесконечно смешной. Так в Японии слово «тянко» — без каких-либо объяснимых причин — вызывало у нас приступы неудержимого смеха. И теперь, припоминая эту историю, когда бывает трудновато, между собой мы часто используем некий образ моего альтер эго — этакой злобной эгоцентричной звезды шоу-бизнеса по имени «Вик Тянко» (Страдалец Тянко), заявляя что-нибудь вроде: «Вик не хочет выходить из своего трейлера» (хотя у нас, конечно, нет трейлеров). Если я вдруг недоволен, то извожу их, говоря о себе в третьем лице: «Вику не нравится это место. Вик рассчитывается и регистрируется в гребаном „Софителе“ дальше по улице». Для эпизодов с волнующим гомоэротичным подтекстом (например, на карнавале в Рио) я становлюсь братом порнозвезды Вика «Тэдом Тянко» (Крошка Тянко). Как вы, вероятно, догадались, у нас не так много поводов посмеяться после отдыха во всех этих бесконечных гостиничных номерах системы «можешь повеситься в душе».

Раз уж речь об отелях, то вы определенно не хотите знать, сколько времени мы проводим, обсуждая низкую активность кишечника и особенности местной канализации. В Бразилии, например, «пропускная способность» гостиничных унитазов прискорбно слаба. Используемую туалетную бумагу надлежит самым шокирующим образом выбрасывать в пластиковое ведро рядом с унитазом. Это идет вразрез с городским американским воспитанием — кому понравится горничная, которая одобрительно поднимает вверх большой палец в «хороший» день или с сочувствием смотрит на вас после того, как вам пришлось расплачиваться за слишком большое количество съеденного пальмового масла?! Эти подробности не должны быть известны никому, кроме вас и вашего фаянсового приятеля, не правда ли? Но не в дороге. Наше будущее и жизнеспособность смывающего устройства слишком тесно связаны. Когда вы уже зарегистрировались, а туалет в номере приветствовал вас ревом и урчанием труб, уподобляясь турбинному двигателю, это трудный случай, достойный обсуждения в самых трагических тонах.

К тому же порой герой съемки — повар, хозяин, ресторатор — для какого-нибудь важного сюжета способен вызвать эмоции не больше, чем ломтик американского сыра, или показывает сросшиеся пальцы, что наводит на неприятные мысли об инбридинге, или демонстрирует склонность к потным объятиям, а дыхание его столь же тяжело, как альбом «Деливеранс». Вы можете заметить, как во втором сезоне телесериала то и дело прорывается ни с того ни с сего довольно раздражающая музыка, которая перекочевала из первого сезона, — это наша внутренняя шутка в адрес нью-йоркских редакторов. Отсылки к «Симпсонам», шуткам Шер и бесстыдное цитирование сцен из фильмов встревают при любой возможности. Крис и Лидия любят чередовать видеоряд «кошмара» и «мечты», развлекаясь с отснятым материалом при монтаже, а еще им нравится снимать так, чтобы я выглядел максимально смешным. Удары по голове, тупые травмы и падения, сцены, где я в лодке, похожий на мистера Роупера в купальном костюме, очень забавляют мою команду, равно как и редакторов.

Почему я так люблю работать именно с этой парой? Потому что они действительно талантливы. Потому что, по-моему, они и впрямь хороши в своем деле. Потому что им удается снимать так, что в шоу отлично смотрятся простые вещи. Потому что им нравится снимать то, что я делаю, и они съедят личинок, если я настою, чтобы они разделили мою участь, равно как и выпьют за победу. Оба абсолютно бесстрашно ради хорошего материала для монтажа высовываются из движущихся автомобилей, идут спиной вперед по минным полям, бормочут что-то на контрольно-пропускных пунктах, протискиваются по довольно опасным улицам в районе фавел в ночном Рио или в районе красных фонарей в Пномпене. После съемок «чавк-шоу с вояками» в Азии я знаю, что эти ребята — то, что надо для работы.