— Только иносказательно, — пояснил я. — На высоком уровне. Мы же политики и культурные люди, мать твою, а не пираты уже какие-то подволновые… Видишь, вон королевские… то бишь стекьярльи покои?

Он всмотрелся в темный силуэт мрачного здания с освещенными окнами. По шторам иногда величаво проходили темные силуэты.

— Что, король… тьфу, стекъярл уже там?

— Может быть, — ответил я. — Чего ему оставаться, когда я ушел? Сейчас вон собрал воронье, делят наши кости. Одни предлагают сразу расклевать, другие предлагают не трогать, чтобы других не спугнуть, а потом накрыть всю громадную стаю… В общем, полная демократия, пока стекъярл молчит и слушает, но как только стукнет кулаком по подлокотнику да рявкнет по-королевски…

— И что рявкнет?

Я вздохнул:

— Неисповедимы пути королевские.

Он посмотрел исподлобья.

— Ваша светлость, я слышал… в общем, вы уже король, хоть и не называетесь так. Власть у вас королевская. Так что должны знать, как думают короли.

Я отмахнулся.

— Мало захватить власть, надо, чтобы ее еще признали. Пока что она держится на остриях наших длинных копий, этого маловато. В общем, подождем до утра.

— Уже рассветает, — заметил он.

В верхних окнах королевского корпуса все так же двигались силуэты на шторах, не сидится величавым советникам, волнуются, вскакивают, ходят взад-вперед, спорят. Это хорошо, в спорах хоть и умирают всякие там сократы, зато рождается спорная истина.

Непросто решить, что делать с нами, как извлечь наибольшую выгоду из неожиданного появления и сногсшибательной информации о наличии небольшого острова в океане, где нашли путь, как строить громаднейшие корабли.

Какой-нибудь старый вояка просто предлагает нас повесить, как шпионов… ну, каких-то врагов, неважно чьих, а корабли попытаться захватить прямой атакой, экономический советник настаивает на заключении взаимовыгодного торгового союза, третий уточняет насчет военного… есть и другие мнения, но стекъярл все еще колеблется, выбирает наименее затратный и самый эффективный.

— Странные люди, — сказал Юрген. — Как их находите?

— Обычные, — ответил я. — Ожидал, если честно, большего разнообразия.

Он посмотрел на меня несколько странно.

— Что? — спросил я.

— Да так, — пробормотал он. — Каких же вы чертей… и где навидались… если эти вам кажутся обычными?

— Путешествовал, — ответил я туманно. — Люблю разнообразие.

Он вздохнул.

— Я тоже. Пойду еще осушу пару кубков… или кувшинов, если успею. Когда еще вот так придется в следующий раз, словно в кабаке, но… в королевском дворце! Как подумаю, что вокруг не портовые шлюхи, а настоящие маркизы, то кровь вскипает!

— Да и ты уже барон, — напомнил я. — Забыли, ваша милость?

После его ухода я перебрал в уме все разговоры, взгляды, восстановил в памяти кто как держался, вроде бы нигде не прокололся… особенно, а мелочи здесь не замечают, не мелочные.

Утренний воздух дик и свеж, верх серой каменной стены стал красным, заискрился, а пурпурность поползла по камням вниз, возвещая восход солнца.

За дверью послышались голоса, стук тяжелых подкованных сапог, дверь распахнулась, я увидел ухмыляющиеся рожи своей команды, а за ними лес копий со стальными наконечниками.

В комнату вошел баннерет Матиус, учтиво поклонился.

— Сэр Ричард, — произнес он ровным голосом. — Его Мощь пошел навстречу вашему пожеланию поскорее продолжить ваши поиски северного материка и велел мне проводить вас до ваших кораблей, и проследить, чтобы вы остались всем довольны.

Я ответил искренне:

— Дорогой сэр Матиус, я уже доволен. И команда моя довольна. Передайте Его Величеству… Его Мощи, как вы понимаете, мою благодарность и даже признательность.

Он снова поклонился.

— С великим удовольствием. Слово в слово.

Он пошел со мной рядом, остальные топали следом, от них несет такими волнами вина, что да, они признательны, еще как признательны.

Ворота перед нами распахивали загодя, народ расступался, давая дорогу. Многие кланялись, я перехватил их взгляды, обращенные к Матиусу, баннерет идет с поднятым лицом, глядя прямо перед собой, хотя, думаю, замечает, что делается от него справа и слева.

Я оглянулся на многочисленный отряд стражи, теперь в самом деле похожей на роту почетного караула.

— Дорогой сэр Матиус… вы показали себя верным подданным и в то же время любезным рыцарем… Но позволительно мне будет спросить…

Он посмотрел настороженно, не поворачивая головы.

— Попытайтесь. Но ответ не обещаю.

— Вы очень осторожный человек, — похвалил я. — Вам бы не в баннеретах оставаться, а в стратеги… Почему Его Мощь прибег к такому сложному и долгому пути хитрых расспросов, вместо того, чтобы подвергнуть меня, скажем, пыткам?

Он наконец повернул голову и посмотрел с некоторым недоумением на честном, видно, что не гуманист, лице.

— Полагаете, это что-то бы дало?

— Нет, — ответил я честно, — не дало бы. Но все-таки?

Он пожал плечами.

— Во-первых, и вы это знаете, даже самые жестокие пытки способны сломить только грубые натуры, а люди чести в состоянии держаться до конца… Это простолюдины кричат, визжат, стонут, готовы предать сразу всех и вся, а люди благородные терпят молча, а находятся герои, что смеются под пытками или распевают песни, насмехаясь над палачами.

— Спасибо, сэр Матиус.

Он отмахнулся.

— Не за что. Вы знаете, я тоже знаю. Вы бы не поддались. Во-вторых, что самое важное, пытают только явного врага. А кто вы, сэр Ричард, я еще не понял… до конца. Вполне возможно, вы можете быть не только верным подданным, но и союзником. Потому и к вашей команде отнеслись со всем почтением. Хотя, конечно, горячие головы требовали распять на крепостной стене, а парочку посадить на кол…

— Гм, весело принимаете гостей.

— Я рад, — сказал он, — что вы к нашим обычаям отнеслись так спокойно. Даже с юмором. Другой бы мог обидеться, но вы настоящий исследователь, сэр Ричард.

Он шел рядом спокойный, суровый, подчеркнуто нейтральный, я сказал вопросительно:

— Сэр Матиус, мне кажется, вы знаете больше, чем показываете.

Он переспросил:

— Почему?

— Чутье, — ответил я.

Голос его стал суше:

— Никогда не полагаюсь на чутье.

— Правильно, — согласился я, — чутьем руководствуются звери и женщины. Вы со стекъярлом в родстве?