– Тебе что, плохо? Пусть охраняют. – Викторина хихикнула.

– А Андреа перестал пускать меня работать, – пожаловалась Роза. – Вот же сволочь! Ему посулили что-то насчет его брата, так он уже весь готов со всеми лапами сдаться легавым.

– Его брата, который находится в колонии, переведут в библиотекари, – кивнула Викторина. – Папийон уже звонил насчет этого. Андреа обещаниям не верит, ты сама знаешь, но как только узнал, что комиссар слово держит, конечно, стал стараться, чтобы его не подвести.

Девушки помолчали.

– Я только одного не могу понять: чего ты нос от денег воротишь? – опять принялась за свое Викторина.

– Я-то? – усмехнулась Роза. – Я, что мне надо, возьму, вот увидишь. Всему свое время, факт.

Викторина посмотрела на нее с жалостью.

– Ты бы варежку-то лучше не разевала, Розка, на ту жалкую тысячу. Еще, может, тебе ее и не дадут. А могла бы сорвать побольше.

– Ты о чем?

– Да так, – туманно ответила Викторина. – Ходят слухи, этот тип из богатой семьи. Если бы я видела убийцу, то никому бы ни слова не сказала, а сначала разузнала, водятся ли у него денежки. Убийство дорогого стоит, ясно тебе, дурья башка? А дальше уж можно пожить в свое удовольствие.

– Иди ты…

Окончание фразы съел грохот проехавшего по улице грузовика.

– Дура. Как есть дура! – снова завела подруга. – Сама посуди: графу твои показания все равно не помогут. А тебе твои знания очень бы пригодились… если бы ты сумела удержать язык за зубами.

– Может, и так, – вяло откликнулась Роза. – Только какая из меня шантажистка? Он бы сразу меня и прихлопнул. За компанию с графом.

– Ну ты ведь могла бы как-нибудь себя обезопасить… – протянула Викторина. – Все можно сделать, если действовать с умом. А теперь тебе ничего не светит, кроме той тысячи… если тебе вообще что-нибудь дадут.

Дверь без стука открылась, на пороге появился Андреа.

– Викторина, хорош трепаться, иди работать! – с ходу заорал корсиканец.

– Еще чего! Сейчас черед Жермены! – не осталась в долгу девица.

– У Жермены фонарь под глазом, на нее даже пьяный мастеровой не польстится. Кому сказал, ступай работать!

И сутенер прибавил к речи пару крепких итальянских ругательств. Роза села на постели и стала надевать туфли.

– Ты куда? – насторожился Андреа.

– Пойду вместо Викторины, раз она не хочет.

– Сиди! Никуда ты не пойдешь!

– Ты что, рехнулся? – взвилась Роза. – Сегодня суббота, отличный день для заработка, мне деньги заработать надо…

– Не надо, – оборвал ее мужчина. – Я сказал – сиди!

Роза посмотрела ему в лицо и хотела сказать, что он сволочь. И что его брат, за которого Андреа так хлопочет, еще большая сволочь, потому что хладнокровно пристрелил свою подружку – все это знали! – когда та ему наскучила, а после вложил ей в руку нож, чтобы создать впечатление, будто именно она напала на него первой. Но за такие слова можно было нарваться на серьезные неприятности – Андреа умел бить женщин и при случае мог устроить и так, чтобы Роза на всю жизнь осталась калекой. «И кому я тогда буду нужна?» – с горечью подумала девушка, смирившись, снова легла на кровать, на сей раз даже не снимая туфель.

Викторина, хихикнув, вышла вместе с корсиканцем.

Роза лежала в постели, машинально скребя ногтем по несвежей наволочке, потом повернулась лицом к двери, бросила взгляд на часы, висевшие на стене. Какой кошмар, прошло всего семь минут с тех пор, как ушел Андреа. Семь минут! А впереди еще семьдесят, и семьсот, а ей совершенно нечем заняться!

Вынужденное безделье выбивало ее из колеи. Сыщик же, следивший за ней и для виду облюбовавший кафе напротив, выводил из себя. В раздражении Роза стукнула кулачком по подушке, уставилась на покрытый трещинами потолок и мрачно задумалась.

В одном Викторина права: не стоило ей болтать языком. Надо было промолчать о своем открытии – не потому, что так уж улыбалось обогатиться за счет шантажа, а потому, что Роза знала Надин, которую убил брат Андреа. Теперь получается, она только облегчит подонку жизнь, хотя тот заслуживал куда худшего за убийство смирной, доброй, глуповатой девушки.

– А, твою мать! – в сердцах выругалась Роза.

Дверь распахнулась, и опять – без стука.

– Там за тобой пришли, собирайся, – коротко бросил Андреа. – Да веди себя прилично, чтобы меня не опозорить.

– Флики?

– Полицейские, – осадил ее корсиканец. Он терпеть не мог полицию, но частично пересмотрел свои взгляды после того, как пообщался со знаменитым комиссаром.

– Зачем я им?

– Сами скажут. Как я понял, дело серьезное.

Роза догадалась и ощутила под ложечкой ноющий, неприятный холодок.

– Его нашли?

– Передо мной полицейские не отчитываются, – проворчал сутенер. – Рожу умой. И накрась губы. А то ты такая бледная, что на тебя смотреть страшно.

Андреа презрительно фыркнул.

Девушка умылась, вытерлась полотенцем, припудрилась, накрасилась и взяла свою сумочку.

– Стой! – велел корсиканец и, чего за ним раньше никогда не водилось, поправил на ее платье какую-то оборку. – Теперь иди. Они внизу.

Роза спустилась по лестнице и сразу же увидела одного из двух топтунов, которых к ней приставила полиция, а возле него – молодого человека с цепким взглядом и темными волосами, расчесанными на идеальный пробор.

– Инспектор Бюсси, – представился тот. – Я приехал по поручению комиссара Папийона. Нужно ваше присутствие.

– Для чего? – спросила Роза, пытаясь казаться как можно более равнодушной.

– Для опознания. Не волнуйтесь, это ненадолго.

«А я и не волнуюсь», – хотела было сказать Роза, но почувствовала, что у нее вспотели ладони.

– Ты смотри-ка, – сокрушенно заметила стоявшая у окна Викторина сутенеру, – они даже машину за ней прислали. Во дают!

– А чего ты хочешь? Розка же у них главный свидетель, – усмехнулся корсиканец, и Викторина поглядела на него с невольной завистью.

Роза едва заметила автомобиль, как не обратила и внимания на то, что полицейские, оказавшись внутри, почти не разговаривали с ней. По правде говоря, ей хотелось только одного – чтобы все закончилось как можно скорее. Девушку уже стала тяготить роль свидетеля, без которого следствие не могло обойтись.

Они приехали на набережную Орфевр, в главное управление Сюрте, где с прошлого раза почти ничего не изменилось. Все так же заливались на разные голоса многочисленные телефоны, так же сновали служащие с печатью заботы на лицах, кто-то печатал на машинке, какой-то посетитель возмущался, кого-то куда-то вели.