Она скрылась за тонированным стеклом.

Следующим утром, в десять часов, скелет из Каминальхую лежал на столе из нержавеющей стали в судебном морге в Третьей зоне. Я стояла над ним, рядом – Галиано. В конце стола встали доктор Ангелина Ферейра и ее ассистент.

По указанию Ферейры останки сфотографировали и просветили рентгеном еще до нашего прихода. Одежду сняли и расстелили на столе за моей спиной. Волосы и мешок для трупов обыскали на предмет каких-либо следов.

Холодная плитка, стол из нержавеющей стали, блестящие инструменты, флуоресцентный свет, исследователи в масках и перчатках. Более чем знакомая сцена.

Через несколько минут должен был начаться безжалостный процесс протыкания и соскребания, измерения и взвешивания, отделения тканей, распиливания костей – крайняя степень унижения, куда больше, чем она могла пережить перед смертью.

Отчего-то мне хотелось прикрыть ее, укатить от этих стерильных чужаков к тем, кто ее любил, дать ее семье возможность предоставить последний покой тому, что от нее осталось. Но более рациональная часть разума понимала, что жертве нужно имя – и лишь тогда семья сможет ее похоронить. Кости заслуживали шанс заговорить, беззвучно прокричать о событиях последних часов ее жизни. Лишь тогда у полиции появится надежда восстановить то, что с ней случилось.

И потому мы собрались вокруг с бланками, лезвиями, весами, штангенциркулями, блокнотами, банками для образцов, фотоаппаратами.

Ферейра согласилась с моей оценкой возраста, пола и расы. Как и я, она не обнаружила свежих переломов или других признаков насилия. Вместе мы измерили и рассчитали рост, извлекли кость для анализа ДНК, который, возможно, последует. Но это не понадобилось.

Через полтора часа появился Эрнандес с данными стоматологической карты Клаудии де ла Альды. Хватило одного взгляда, чтобы понять, кто лежит на столе.

Вскоре после того, как Галиано и его напарник отправились сообщить печальное известие семье де ла Альда, дверь снова открылась и вошел доктор Лукас из «Параисо». Я узнала его. Лицо эксперта в резком свете казалось серым. Поздоровавшись с Ферейрой, он попросил ее выйти.

В ее глазах над маской мелькнуло удивление. Или злость. Или негодование.

– Конечно, доктор.

Сняв перчатки, она бросила их в бак для биологических отходов и вышла. Лукас подождал, пока дверь не закрылась.

– Вам дадут два часа на скелет из «Параисо».

– Этого мало.

– Придется успеть. Четыре дня назад разбился автобус, погибли семнадцать человек. С тех пор умерли еще трое. У меня не хватает сотрудников, помещения переполнены.

Конечно, я сочувствовала жертвам катастрофы и их семьям, но куда больше сострадала молодой беременной женщине, которую сбросили в канализацию, словно накопившиеся за неделю помои.

– Прозекторская не требуется. Я могу работать где угодно.

– Нет, нельзя.

– По чьему распоряжению я ограничена двумя часами?

– Окружной прокуратуры. Сеньор Диас остается при своем мнении: посторонние ни к чему.

– В каком смысле посторонние? – со злостью спросила я.

– На что вы намекаете?

Я глубоко вздохнула и медленно выдохнула.

– Я ни на что не намекаю. Просто стараюсь помочь и не понимаю, почему окружной прокурор усиленно пытается мне помешать.

– Прошу прощения, доктор Бреннан, но это не мое требование. – Он протянул мне листок бумаги. – Кости доставят сюда в выбранное вами время. Позвоните по этому номеру.

– Бессмысленно! Мне предоставлен полный доступ к останкам из Каминальхую, но практически запрещено исследовать труп, найденный в «Параисо». Чего так боится Диас? Что я могу найти?

– Таков протокол, доктор Бреннан. И еще одно. Вы не имеете права что-либо забирать или фотографировать.

– Огромный пробел в коллекции сувениров, – бросила я.

Как и Диас, Лукас начинал выводить меня из себя.

– Buenos días.

Доктор вышел.

Несколько секунд спустя вернулась Ферейра. От нее пахло сигаретным дымом, к нижней губе прилип клочок бумаги.

– Аудиенция у Гектора Лукаса. Повезло вам.

Во время вскрытия мы ограничивались испанским, а сейчас она говорила по-английски. Ее акцент походил на техасский.

– Угу.

Облокотившись на стол, Ангелина откинулась назад и скрестила ноги. У нее были седые, коротко подстриженные волосы, брови как у Пита Сампраса[44], темно-карие глаза и коренастая фигура.

– Может, он и похож на охотничьего пса, но доктор превосходный.

Я не ответила.

– Вы что, на ножах?

Я рассказала ей про отстойник. Она слушала с серьезным видом, а когда я закончила, взглянула на то, что осталось от Клаудии де ла Альды.

– Галиано подозревает, что эти случаи как-то связаны?

– Да.

– Бог даст, это не так.

– Аминь.

Сковырнув ногтем бумажку с губы, Ферейра посмотрела на нее и щелчком отбросила в сторону.

– Думаете, скелет из «Параисо» может оказаться дочерью посла?

– Возможно.

– А вдруг Диас поэтому вам и препятствует? Боится дипломатических проблем?

– Какой смысл? Я получила доступ к телу именно благодаря Спектеру.

– На два часа. – Голос, полный сарказма.

Ферейра была права. Если Спектер обладал достаточной властью, чтобы обойти Диаса, то почему я не получила полного допуска?

– Если есть хоть какой-то шанс, что это его дочь, почему бы послу не удостовериться? – Ферейра задала тот же самый вопрос, что крутился у меня в голове.

– У Диаса не могло быть других причин, чтобы не подпускать меня к тем костям?

– Например? – спросила она.

Я ничего не могла придумать.

– Лукас заявляет, будто все из-за автокатастрофы.

– Тут вообще творится нечто странное. – Ферейра встала. – Если это хоть чем-то утешит – дело не в вас. И Лукас, и Диас терпеть не могут постороннего вмешательства.

Я попыталась возразить, но она подняла руку.

– Знаю, вы ни во что не вмешиваетесь. Но возможно, они считают иначе. – Женщина посмотрела на часы. – Когда планируете заняться костями?

– Сегодня днем.

– Я могу помочь?

– У меня есть идея, которая потребует помощи.

– Выкладывайте.