По предложению Флоридабланки местные советы передали власть Центральной верховной хунте, которая впервые собралась, под председательством графа, в Аранхуэсе 25 сентября 1809 года. Сокрушительное поражение при Оканье заставило хунту перебраться в Севилью, а затем в Кадис, где 24 сентября 1810 года исполнительный совет и совет регентов, которые представляли опустевший трон, созвали чрезвычайное собрание, чтобы принять конституцию страны. Плоды дискуссий были оглашены 19 марта 1812 года в день святого Иосифа — отсюда прозвище «Ла Пепа»[3], которое получила конституция.

Конституция Кадиса являлась программой действий по созданию конституционной монархии. Преамбула касалась национального суверенитета и индивидуальных прав и свобод: в ней провозглашались отмена финансовых привилегий, свобода слова, отмена инквизиции, бесплатное начальное образование для всех и учреждение национальной полиции для защиты прав граждан и гарантии соблюдения конституционных принципов. Документ признавал разделение власти, отдавал законодательную власть «кортесам и королю», а исполнительную — сугубо короне, и утверждал систему выбора депутатов (один на 70 000 жителей) в однопалатную общенациональную ассамблею путем непрямого голосования, с муниципалитетами и провинциями как основными избирательными округами; голосовать имели право мужчины старше 25 лет.

КОНСТИТУЦИЯ 1812 ГОДА

Главным политическим посылом конституции было признание гражданина как основного носителя прав и обязательств. Индивида следует освободить от любых ограничений, он обладает неотъемлемой личной свободой и правом владения частной собственностью, каковое исключает «право мертвой руки», майорат и феодальные отношения. Таким образом, обретение личной свободы означало полное разрушение прежнего общественного устройства, гибель привилегированного общества, основанного на четырех обособленных друг от друга сословиях, а также подразумевало отмену гильдий и судопроизводства сеньоров и духовенства. Корона больше не ассоциировалась с государством, однако являлась главой исполнительной власти с конкретными полномочиями. Никакой уважающий себя монарх, отмечал герцог Веллингтон, не мог принять подобного ущемления своих прав, и менее всего Фердинанд VII, печально известный своим двуличием и вероломством и с 1814 года лелеявший крайне завышенное мнение о собственной персоне.

Эта социально-экономическая программа отмечена определенным трагическим величием, в ней ощущается благородство духа тех, кто рисовал грядущее общество в осажденном Кадисе, когда наполеоновские войска находились буквально под стенами города. Однако в ней присутствует и политическая недальновидность, олимпийское пренебрежение положением страны, которое не соответствовало упованиям депутатов. Географический и военный контекст дискуссий может объяснить чрезмерный размах и амбициозность этих политических устремлений. Во-первых, Кадис все еще оставался центром торговли с Америкой, плавильным тиглем, куда стекались купцы и торговые агенты со всего света. Во-вторых, оккупация большей части полуострова французами существенно затрудняла путешествие в Кадис из центра страны; зато представители востока Испании, более либерально настроенные, без труда добирались в город по морю. А американские депутаты были самыми радикальными и открыто рассуждали о независимости колоний. Вдобавок голоса тех депутатов, кто не смог добраться до Кадиса, передали их коллегам, которые все же сумели оказаться в городе. Также нужно учитывать мнение «властителей дум» — писателей и журналистов, которые красноречиво, призывали депутатов не упустить историческую возможность. Либеральное большинство собрания купалось в словопрениях, разобраться в которых были способны лишь очень и очень немногие.

Нельзя сказать, что парламент Кадиса говорил за всю страну. После триумфа либерализма, который застал церковь и аристократию врасплох, старые сословия объединились для защиты короны и искоренения свободомыслия. Стали раздаваться голоса, что разносчики «французских взглядов» призывают отречься от национального наследия и потому ничем не лучше афрансесадос. «Компания лакеев» («униженных рабов монархии и традиции» — так либералы ответили на насмешки над «Ла Пепа»), ведомая епископом Оренсы, главой совета регентов, оформившаяся на первых выборах парламента в июле 1812 года, постепенно получила поддержку большинства депутатов. К тому времени Веллингтон разбил французов в битве при Лос-Арапилес, недалеко от Саламанки, затем разгромил отступающую армию Наполеона в июне 1813 года и, совместно с испанскими и португальскими войсками, в конце концов выбил французов из последнего их оплота, Сан-Себастьяна, 31 августа 1813 года.

Консервативное большинство в парламенте лелеяло мечты о восстановлении абсолютистского прошлого, заседания парламента перенесли в Мадрид, подальше от той атмосферы, в которой стало возможно принятие «Ла Пепа». Вспышка желтой лихорадки в Кадисе пришлась как нельзя кстати. Официальное открытие парламента состоялось в освобожденной столице страны 15 января 1814 года.

В декабре 1813 года в Валенкае Наполеон согласился вернуть Фердинанду испанский трон. Лояльные роялисты восприняли это событие как возвращение «добрых старых времен» абсолютизма. С другой стороны, либералы продолжали твердить, что верховный правитель страны не должен назначаться иностранным монархом, что ему следует получать полномочия от национальной ассамблеи и принести клятву верности конституции. Фердинанд, разумеется, отнюдь не стремился в чем-либо клясться. Народ встретил короля с восторгом (отсюда прозвище «Желанный»), аристократы поспешили предложить полную поддержку, роялисты наперебой восхищались монархом, а тот опирался не только на любовь подданных — как известно, преходящую, — но и на силу, которую олицетворяли такие испанские генералы, как Элио и Эгия, а также британский экспедиционный корпус под командованием Веллингтона и Уиттингэма. Уже 4 мая 1814 года, через шесть недель после прибытия в Каталонию из Валенкая, Фердинанд издал свой первый указ в качестве короля Испании, отменив конституцию 1812 года и восстановив инквизиции.

Следующие двадцать лет, несомненно, были самым темным периодом испанской истории. Подстрекаемый людьми с сомнительной репутацией, коррумпированными политиками и самонадеянными и необразованными военачальниками, король прибегал к репрессиям и террору, чтобы искоренить даже намеки на оппозицию своему позорному правлению. В 1820 году, правда, ему пришлось несколько умерить пыл (по просьбе военных), но это был единичный случай; Фердинанд вскоре восстановил утраченные позиции и даже в 1823 году профинансировал французское вторжение, чтобы вернуть Испанию в рамки деспотического абсолютизма.

ВОЕННЫЕ РАЗРУШЕНИЯ И ЭКОНОМИЧЕСКИЙ СПАД

Либералов и конституционалистов с позором изгнали, либо уничтожили в ходе тотальной войны против диссидентов и оппозиции. Испания страдала от экономической рецессии: медленное, но стабильное восстановление конца предыдущего столетия завершилось, выгоды от свободной торговли нивелировались континентальной блокадой, которой Наполеон помышлял задушить Британию. Легко представить, чем обернулось в итоге решение Годоя присоединиться к Наполеону: флот понес существенные потери, колонии заговорили об отпадении, страна погрузилась в хаос политических неурядиц, повсюду царила разруха, на дорогах бесчинствовали банды и целые армии, грабившие деревни и города.