Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Все живы?
— Да, все живы.
— А у кого взорвалось-то? — насторожилась Катя, почувствовав, что старик недоговаривает.
— У торгаша этого... Чуханова.
— А скорую кому вызывали?
— Дружку... Есть у него один там долговязый, как оглобля.
— Игорь?
— Может быть... Я их по именам и не знаю.
— А что с ним?
— Вроде, нога повреждена, — старик был даже благодарен Кате за то, что ее вопросы позволяли отвечать ему честно. Он не лукавил, действительно у Игоря что-то с ногой, а что именно... Откуда ему знать, он не врач. Это пусть врачи разбираются, последнее время у них и опыт появился — в городе каждый день гремят взрывы. Шла война, но старик не мог определить, кто с кем воюет и на чьей стороне оказался он сам.
* * *
Опустившись к горизонту, солнце нашло между домами небольшой узкий просвет, наполнив квартиру Чуханова каким-то зловещим красноватым светом. После отъезда скорой помощи Борис с Вадимом насколько смогли убрали квартиру, подтерли кровь, поставили на места стулья, стол. Сами они опустились в два низких кресла и сидели освещенные закатным солнцем, притихшие и потрясенные.
А по комнате мерно и тяжело, из угла в угол ходил полковник Пашутин, изредка поглядывая на приятелей с раздраженным недоумением. Он не мог понять происшедшего, снова и снова задавал одни и те же вопросы. Не потому, что не в состоянии был придумать других, а потому что задавать одни и те же вопросы было действенным приемом на любом допросе.
— Что пили? — в который раз спросил Пашутин.
— Да отвечали, отвечали уже! — сорвался Вадим. — Шампанское пили! Борис принес несколько бутылок.
— По какому поводу?
— Среда... — ответил Борис, но тут же, спохватившись, постарался исправить оплошность. — Жара, дела дневные закончили... Давно не виделись...
— Сколько?
— Дня три, наверно...
— Как же пережили? — усмехнулся Пашутин.
— С трудом.
— Много выпили?
— Одну бутылку! — заорал Вадим.
— Значит, так... Советую вам обоим чувства свои... и всю свою неудовлетворенность окружающим миром... приберечь до того момента, когда встретитесь в больничной палате со своим подельником. Если к тому времени какие-то чувства у вас еще останутся.
— Каким еще подельником? — хмуро спросил Борис.
— Ну, как же, — повернул к нему свое гладковыбритое, пухловатое, розовое лицо Пашутин. Лицо его было в этот момент не просто румяным, а каким-то пылающим в свете красных солнечных лучей. — Вы же проходили по одному делу... Об изнасиловании. И только благодаря моим усилиям находитесь здесь, а не в другом, менее благоустроенном помещении. Там не пьют шампанское, там напитки попроще. Кстати, о шампанском... Много выпили?
— Бутылку на троих, — ответил Борис.
— Да? — усомнился полковник. — А на кухне я видел несколько бутылок... Не меньше трех... И они выглядели довольно свежими, из них еще винный дух шел... Как это понимать?
— Потом уже выпили... Когда Игоря увезли.
— А вы и рады... Осталось двое, значит, каждому больше достанется, да?
— Не надо так, отец, — сказал Вадим.
— С вами можно... С вами по-всякому можно... Насильники, пьяницы. Вся квартира в кровище, а вы шампанское хлещете... С вами можно. Игорю вино понадобится не скоро, если вообще когда-нибудь понадобится...
— Он хоть жив?
— Будет жить, как мне сказали по телефону. Организм молодой, крепкий... Опять же спортсмен, надежда и опора института. Там добавили ему недостающую кровь, еще кой-чего вспрыснули для поддержания духа... Речь не о том. Игоря мы уже проехали. Меня интересует, что здесь произошло? Вадим! Отвечай.
— Не знаю... Говорю же — не знаю! Сидели, пили вино из горлышка...
— Шампанское из горла? — удивился Пашутин. — Так ведь невозможно — рот газами распирает! — он весело обернулся от окна.
— У нас получалось.
— Хорошо... Принимается. Дальше.
— Слушали Джексона...
— Этого тощего гомосека? — уточнил Пашутин.
— Называй его, как хочешь! Слушали.
— И звук, конечно, был на полную мощность?
— Почти...
— Взрыва не слышали?
— Не было взрыва. Трепались о том, о сем...
— О бабах?
— О девочках, — поправил Вадим отца.
— Ну, что ж, можно их и так называть, им это нравится... Я слышал в очереди две бабули по девяносто лет себя девочками называли... Пикантно получалось. Ладно... И что же было дальше? — Пашутин присел к столу, подпер обильную щеку ладонью.
— Вдруг слышу — Игорь орет не своим голосом... Я как глянул... А у него нога на одной жилке болтается, а вместо колена... каша. И оттуда кровь, как из крана... Ну, мы и замотались...
— О девочках больше не говорили?
— Вадим выбежал во двор, стал звать на помощь, — Борис сделал вид, что не заметил укола полковника. — Я здесь остался... Резиновый жгут подвернулся...
— Как мог у вас в доме оказаться резиновый жгут? Вы что, готовились к чему-то подобному?
— Это был шланг от клизмы, — Борис наклонил голову и сжал зубы, чтобы не сорваться.
— От клизмы? — удивился Пашутин. — Надо же... Оказывается, и в таких случаях клизма бывает полезной... Игорь не возражал, что вы на нем клизму испытываете?
— Нет, не возражал, — Борис посмотрел на полковника, уже не скрывая ненависти. — Потом напомнил — звони, дескать, в скорую. Позвонили... Приехали минут через десять — пятнадцать…
— Оружием баловались?
— Нет.
— Граната, взрыватель, толовая шашка...
— Говорю же — ничего кроме бутылки не было у нас в руках! Ничего!
— Насколько мне известно, шампанское не взрывается с таким результатом, — невозмутимо проговорил полковник. — Может, у Игоря что-то было в карманах?
— Тогда бы ему оторвало яйца! — сорвался и Борис.
— А яйца оказались на месте? Вы проверили? Убедились?
— Не сообразили.
— Жаль... Дальше.
— Ничего у него в карманах и быть не могло... Он пришел в шортах. Туда ничего не спрячешь.
— Кто-нибудь был в доме, кроме вас троих?
— Никого.
— И девочек не было?
— Нет...
— Не было, или вы не видели? — спросил полковник. Видимо, невозмутимость, негромкий голос и постоянно повторяющиеся уточнения тоже входили в набор его следовательских приемов. Он вроде и верил, и не верил, и соглашался, и в то же время сомневался, сознательно подкалывая ребят, посмеиваясь над ними, раздражая, прекрасно понимая, что в гневе человек более искренен, чем в спокойном состоянии.