— Всех?

— Кого надо.

— А кто решает, кого именно требуется настигнуть, покарать и когда именно? — Катя явно забавлялась, видя, что старик придает слишком уж большое значение этому пустому, как ей казалось, разговору.

— Бог, — коротко ответил старик и этим как бы поставил точку. Но, помолчав, добавил, — А поручает он это надежным людям... И это... Будешь возвращаться, купи хлеба. Хлеб у нас кончается. Не забудь.

— А ты знаешь, соседка сказала, — Катя тоже не стала продолжать прежний разговор, — что этот... Игорь, ну у которого в коленке что-то стрельнуло... Выжил все-таки...

— Это еще неизвестно, — проворчал старик.

— Почему? — Его приятели... вроде посетили в больнице, с врачом разговаривали...

— Ну посетили и ладно, — несколько не в тон произнес старик. — Делов-то... Больного посетить...

— А почему ты говоришь, что неизвестно, выживет ли он? Говорят, на поправку пошел...

— Организм выжил, — резко сказал старик. — А выживет ли Игорь — это неизвестно.

— А, — протянула Катя озадаченно. — Вон ты как... Тогда конечно... А то я как-то не врубилась, — она встала, поцеловала старика в щеку, махнула рукой уже из прихожей, почти как прежде махнула, и вышла из квартиры.

— Звони! — успел крикнуть старик.

* * *

В то же утро полковнику Пашутину принесли и положили на стол копию заключения эксперта, который изучал бесформенные кусочки металла, обнаруженные в ране у Игоря. Пашутин не занимался этим делом официально, и заключение ему принесли из уважения к его должности и опять же по настоятельной просьбе. Вывод эксперта был тверд и однозначен — крошки металла являлись частью небольшого взрывного устройства. И на коже обнаружены следы ожога, и металлические частицы искорежены и обожжены. Это был микровзрыв, — утверждал эксперт.

Внимательно прочитав заключение, Пашутин тут же набрал номер домашнего телефона. Трубку поднял сын.

— Вадим? Приезжай ко мне.

— Прямо немедленно? — недовольно спросил Вадим. — Отец, видишь ли в чем дело...

— Через двадцать минут ты войдешь в мой кабинет. Все. — И полковник положил трубку.

Вадим вошел в кабинет через полчаса.

— Гонор показываешь? — спросил Пашутин, взглянув на часы. — Напрасно.

— О чем ты? — Вадим сделал удивленные глаза.

— Когда тебе говорят, что нужно быть через двадцать минут, это значит, что ты должен быть через двадцать минут. Ясно? Не только здесь, везде. Когда ты входишь через тридцать минут, ни о чем серьезном с тобой говорить уже невозможно. Потому что даже это, небольшое вроде бы, опоздание убедительно подтверждает, что человек ты бракованный. Довериться тебе нельзя. Ни в чем. Ты недееспособный.

— Значит, такого родил.

— Нет, родил я нормального ребенка. Но с годами этот ребенок начал усваивать нечто мне чуждое...

— Я это слышал уже много раз. И не намерен выслушивать это всю оставшуюся жизнь.

— О твоих намерениях мы поговорим в другой раз. А сейчас я говорю не о себе и даже не о тебе. Я говорю о законах человеческих взаимоотношений, которые, слава Богу, еще действуют в нашем мире. Чтобы потом, когда тебя вышибут отовсюду, ты не делал бы удивленные глаза и не говорил, что отец ничему не научил тебя в жизни, и что ты, оказывается, не готов к схваткам, которые тебя ожидают.

— Меня ожидают схватки?

— Да. Только схватки. Ежедневные. И ничего больше тебя в жизни не ожидает по той простой причине, что в жизни больше ничего и нет, кроме схваток. С женщиной, с начальством, с обстоятельствами, с безденежьем... О твоих схватках с женщинами я немного наслышан. Даже с ними, даже с ними ты не можешь, не решаешься выйти один на один, даже на женщину ты выходишь с целой бандой...

— Не всегда, отец, не всегда, — Вадим обиженно вскинул гниловатый подбородок и отвернулся к окну.

— Ладно, — устало проговорил полковник. — Надеюсь, ты еще некоторое время поживешь на белом свете и поймешь, что...

— А у тебя есть основания в этом сомневаться? — Вадим снисходительно посмотрел на отца.

— Да! — заорал тот во всю мощь своих легких. — Да, черт тебя подери! У меня есть такие основания! Читай! — Он сунул ему листки папиросной бумаги, на которых было отпечатано заключение экспертизы. — Внимательно читай! Может быть, перед тобой немного приоткроется будущее! Твое будущее!

С чуть заметным пренебрежением Вадим взял листки, взглянул на них, пытаясь как-то подчеркнуть свое достоинство, непокорность. И это вот настроение помешало ему вникнуть в суть выводов эксперта, он смотрел на листки искоса, как бы оказывая одолжение отцу. Дойдя до подписей и печатей, вынужден был вернуться к началу, поскольку ровным счетом ничего не понял из прочитанного.

Полковник наблюдал за ним усмешливо и с явным сожалением. Он видел, что сын его недалек, знал, что, трусоват, самолюбив и тщеславен.

— Ну? — не выдержал полковник. — Осилил?

— Прочитал, — Вадим положил листок на стол. — Ознакомился.

— Вопросы есть?

— Нет... Все изложено грамотно, доступно... Хотя запятые поставлены не все... Грамотишка у твоих сотрудников оставляет желать лучшего.

— Так, — полковник выдвинул ящик стола, чтобы сдержаться и не запустить чем-нибудь тяжелым в непутевую голову сына. — Поясняю для непонятливых... Для тупых, дурных и убогих... Эксперт утверждает, что это была разрывная пуля, именно разрывная пуля разнесла коленку вашему Игорю.

— Там этого не написано! — воскликнул Вадим.

— Написано. Между строк.

— Ты хочешь сказать, что мы стреляли друг в друга? — взвился Вадим. — Ты это хочешь сказать?

— Нет, мои намерения скромнее. Я хочу сказать, что коленка у твоего приятеля разлетелась не сама по себе, нога отвалилась не сама по себе... И только. Остальное я хочу услышать от тебя, как от непосредственного участника событий.

— А мне нечего сказать...

— Оружие у вас было?

— Какое?!

— Это другой вопрос... Начнем с малого, с самого простого, с самого примитивного... Оружие было?

— Я тебе уже отвечал на этот вопрос! Если не веришь, можешь начинать следствие! Давай! — вдруг закричал Вадим тонким истерическим голосом. — Ну, что же ты?! Начинай! Отдавай меня в руки своим костоломам, пусть выбивают из меня признания! Пусть пишут протоколы, вызывают понятых, пускают по следу ваших собак! Ну! Что же ты тянешь?!

Полковник долго молчал, глядя в стол, стучал пальцами по настольному стеклу, и лишь через несколько минут поднял глаза.

— Пошел вон, — сказал он негромко.

— Что? — не понял Вадим.

Уже не сдерживаясь, полковник поднялся из-за стола, чтобы влепить сыну пощечину, но тот оказался увертливее, чем это казалось, и, вскочив, успел нырнуть в дверь.