Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Макс не бывал ни там, ни там, но рассказывал о незабываемых впечатлениях в убедительных подробностях.
— Веселей, Савелий, сено пошевеливай, — радостно закричал он, когда свинья ушла наконец в кассу проплачивать Душанбе. Касса была в конце коридора, общая на три фирмы — с окошечком и решеткой, за которой сидела бедная горбатая девушка.
Но не успел он сделать даже шаг в сторону факсового аппарата, как его опять отвлекли. Звонила Ольга, объясняла, что больна и не выйдет. Все ее десять пальцев тоже оставались дома, и Максим пригорюнился. Петрович с утра торчал в соседней комнате, читал книгу о Сталине. Макса поражало, сколько книг успели написать про Сталина в последние годы. Они всё никак не заканчивались.
Когда дверь в комнату открылась, Максим был уверен, что это вернулась Свинья с квитанцией. Но нет, на пороге стоял незнакомец. Длинный плащ — летящий, с квадратными крыльями на спине, под ним — мятный пиджак в тонкую клетку и шелковый галстук с цветовыми сложностями. Макс мечтал о таком, видел что-то похожее в «комке» на Ленина, но цена на это что-то даже не была указана, как на ювелирное изделие. Продавщица не ответила Максу, когда он поинтересовался: «Сколько?», лишь обожгла его взглядом и усмехнулась. Наверное, с незнакомцем она не посмела бы так — тут же выдала бы и галстук, и самое себя.
Он был некрасив, решил Максим. Мал ростом, плюгав. Ботинки — на каблуках, прикрытых брючинами. К тому же картавил:
— Ну здьявствуйте, молодой человек!
За гостем в дверь попыталась пролезть Свинья. Картавый молча принял у нее бумажку и сказал:
— Подождите, гьяжданочка, за двейю.
Макс уже немного знал характер клиентки и был уверен, что сейчас она хрюкнет и начнет ближний бой. Но, странное дело, белорылая покорно кивнула и закрыла за собой дверь в кабинет — так бережно, словно за нею спал младенец с кишечными коликами.
— Алексей Иванович Сигов, — представился гость, и Макс поразился тому, как промыслительно назвали его родители. Ни шанса скартавить!
— А вас звать… — гость защелкал пальцами не хуже испанской танцовщицы, и Петрович за стеной перестал шелестеть Сталиным.
— Максим.
— Отличное имя! Мне пьё вас йяссказывал Олег из психушки.
Петрович за стеной возмущенно кашлянул.
— Вы не один? Нехоёшо. Надо убьять постоённих.
Макс испугался — в каком это смысле убрать? Он судорожно пытался вспомнить, куда Ольга засунула номер телефона Мишгана Кердакова — звонить ему было велено в случае любой непредвиденной ситуации. Хотя… вдруг Сигова и вправду прислал Олег Игоревич? Слово «прислал», если честно, к Сигову верстается плохо, подумал Макс. А на сцене тем временем появился Петрович — злой и багряный, как закат над ВИЗовским прудом.
— Здьявствуйте, вы кто?
— Ты сам кто такой? — возмутился Петрович.
— Водитель, — догадался странный гость. — А водитель должен водить! На-ка денежку и сгоняй по-быстьёму до лайка. Возьми йюлет, колбаску, шампанского.
Петрович открыл было рот, но тут же его захлопнул. Макс глазам не верил — дерзкий водила вдруг превратился в угодливейшего халдея с откляченным задом. Побежал вниз со всех ног, ключи от машины звенели, как ордена на груди ветерана.
— А мы тут пока поговойим, да?
Алексей Иванович Сигов оказался давним знакомцем Олега Игоревича, более того, именно ему психиатр был обязан появлением знаменитого шрама на щеке. Темная история с карточным проигрышем, и, видимо, долг свой психиатр отдал не полностью.
— Ты, Максим, поедешь чейез неделю в Швейцайию. Не был там, никогда? Что ты! Такая стьяна! Жаль, что я не могу там показываться, вьеменно. Да, вьеменно. Но ты пьивезешь мне оттуда денежки. Я скажу, где забьять. И, конечно, ты получишь суточные. Подхайчишься там. Погуляешь. Швейцайки кьясивые!
На лице Сигова застыло приятное, близкое его сердцу воспоминание.
Петрович вернулся и теперь поспешно раскладывал на столе богатое ларечное угощение — рулет имени Кравцева, колбасу с белыми жиринками, по собственной инициативе купленные батончики «Марс». Шампанское водитель поставил на стол так торжественно, как будто сам приобрел его для мамы, с первой получки.
— Ну что, Максим, пьиятного аппетита! — Сигов потер ручки, они у него были неприятно маленькие, а на запястье, рядом с часами, нарисован чернильный крестик, похожий на распятие. И вышел вон.
На столе осталась лежать его визитка — черная, с золотыми вензелями, она была как эскиз для могильной плиты.
Петрович растерянно повернулся к двери, будто ребенок, которого мама впервые оставила в детском саду (несмотря на дары с получки). Но вместо странного гостя на пороге выросла Белорылая Свинья, готовая обсуждать свою поездку далее. Она улыбалась, во рту у нее счастливо посверкивал золотой зуб.
— Шампанского? — спросил Максим.
Кем он был, загадочный Сигов? Нам, из будущего, известен ответ на другой вопрос — кем ему удалось стать впоследствии. Профессиональный игрок чудом, не иначе, сумел развязаться с опасным миром. Взял себе по случаю пару заводиков, типографию, банк. Сходил во власть, но неудачно, вынужден был трижды жениться, прежде чем нашел правильный вариант. Вариант родил дочку и сына, Сигов превратился в трепетного отца. Галстуков не носит ни при каких обстоятельствах! Видимо, в памяти жив старинный эпизод с попыткой нападения и удушения — но об этом мы обещали ни слова.
На Максима таинственный гость произвел впечатление такой силы, что он долгое время сам себя спрашивал — почему? Да, от Сигова пахло, прямо-таки разило деньгами, но деньгами в ту пору пахло в Екатеринбурге повсюду. Вспомнить того же короля рулетов, или Мишгана Кердакова, который питал слабость к широким кожаным плащам в пол и к туалетной воде «Отто Керн». Нет, дело здесь было в чем-то ином. Алексей Иванович Сигов стал для Макса живым, пусть и картавым воплощением судьбы, которая постучалась в его дверь, — как в Пятой симфонии.
Даже тогдашняя любовница Сигова, с которой Максу довелось встретиться в процессе подготовки швейцарской поездки, была особенной. Ядовитая ягода, смотреть смотри — а пробовать ни-ни. С Максом ягода кокетничала безжалостно — бретельки падали, ресницы трепетали. А отъезд в город Цюрих приближался, визу открыли на диво быстро. Секретарь Ольга завидовала Максу отчаянно, всеми своими десятью пальцами барабанила по столу, возмущаясь странным выбором начальства. Ясно, что она куда лучше справилась бы с порученным делом.
— Так сидела бы на работе! — ворчала за стеной Наташка. Она долго боролась с собой, но потом всё же попросила Максима привезти ей из Швейцарии туфли — черные лодочки на каблуке, 37-й размер. Обвела ступню по контуру на листе бумаги одиннадцатого формата, а с другой стороны приклеила вырезанную из немецкого каталога картинку.
Деньги на расходы Сигов выдал широко, не пожадничал.
— Шли сорок мышей, несли сорок грошей, — эта скороговорка привязалась к Максу накануне отъезда. — Две мыши поплоше несли два гроша.