Илья свалился на колени и тупо смотрел себе под ноги. Руки висели плетьми. Сил осталось только упасть.

– Ни хрена себе, вот так поворот! – пробормотал впечатленный Турчин, перелезая на ринг. – Да ты, дружок, в натуре, что-то разгулялся сегодня не по-детски. – Боксер стоял перед коленопреклоненным ополченцем и как-то скептически рассматривал его. – Знаешь, в принципе, ты получил разрешение это сделать, формально ни в чем не провинился, но фактически… В общем, сочувствую тебе. Хорошо, засчитаем все это за прелюдию. Встать, сука! – Чемпион преобразился, побагровел, у него от гнева раздувались ноздри, кадык ходил ходуном. – Поднимись, кому сказано, пока не прибил на месте!

«Вот Егорка Турчин и явил свое истинное рыло», – уныло подумал Илья.

Тело не слушалось его, но в голове царила абсолютная ясность. Исход этой схватки был предрешен.

– Егорка, убей его! – выкрикнул кто-то.

– Жалко, – сказал Турчин, с сожалением обозрев понурую фигуру своего противника. – Может, поддаться ему, уступить пару раундов?

Зрители засмеялись, довольные шуткой.

Турчин, меняясь в лице, резко шагнул вперед, согнулся над Ильей и положил руку ему на плечо.

– Дерись, подлюка! – рычал он в лицо Ткачу. – Попроказничал и хватит, пора и честь знать! Вставай, бейся, сука, а то без боя уложу!

Силы Ильи были на нуле, исчерпались, но гордость еще не умерла. Он сбросил с себя чужую руку и стал самостоятельно подниматься под отчаянный гам болельщиков. Ткач расправил плечи, принял стойку. Его руки обросли свинцовой тяжестью, их тянуло вниз.

Он изнемогал, но держался, даже отразил первые удары, хотя, если честно, они были скорее поглаживаниями. Потом Турчин провел настоящий апперкот. Илья отлетел на канаты и раскинул руки, чтобы сохранить равновесие. Его последняя контратака была совершенно бессмысленной. Хрипя какую-то ахинею, он бросился на противника и получил элегантный крюк в ухо, носком ботинка по бедру, а в завершение – беспощадный удар в глаз, который опрокинул его навзничь.

Ткач не полностью утратил сознание, видел, как через канаты перелезали майор Мамут и старший лейтенант Вальтер. Они еще не отошли от полученных оплеух, мстительно рычали и пинали лежащего человека, выкрикивая всякие мерзости. Потом майор нагнулся, зачем-то понюхал свой сжатый кулак и долбанул Илью промеж глаз.

Сознание Ткача потухло как лампочка.

По какой-то причине укропы не стали забивать его до смерти, немного попинали и выдохлись. Автоматчики пригнали из барака двух заспанных арестантов и приказали им убрать бесчувственное тело. Заключенные с радостью сделали это. Они уже простились с жизнью, когда их посреди ночи куда-то погнали.

Погода в эти дни отличалась переменчивостью. Теперь снова хлестал ливень.

Заключенные проволокли Илью полпути, уморились и бросили его в траву. Он очнулся от упругих массирующих капель, открыл рот, жадно ловил их. Разведчик был живой. Не дождутся! Ткач энергично дышал, приходил в чувство, прислушивался к работе внутренних органов. Он не должен загнуться, обязан выжить!

Утром надзиратель по фамилии Гутник сыграл побудку и желчно осведомился, не желают ли господа заключенные оторвать от кроватей свои натруженные тела.

Илья проснулся вместе со всеми. В голове у него звучала песня про «богатырскую нашу силу, силу духа и силу воли». Все перечисленное было ему сегодня крайне нужно. Он кряхтел и скрипел, как старый дед, аж самому становилось смешно. Товарищи посматривали на него с сочувствием.

Когда их гнали к корыту, а потом – на завтрак, Ткач не преминул похвастаться, как вырубил в честном бою коменданта лагеря и начальника охраны. Ну а то, что в итоге его самого уронил на ринг чемпион Украины по боксу – нормальный итог. Он, собственно, не железный.

– Ты точно не железный, – проворчал Литвиненко, посматривая на товарища с невольным уважением. – Видел бы ты себя. Не лицо, а замороженная клюква. Мне вчера по пузу дали, так на всю ночь хватило. Ты тоже получил и дальше развлекался. Вот скажи, приятель, как ты работать собрался? Мы бы с радостью тебя прикрыли, но в Кашланах повсюду глаза и уши.

– Ты уж дотяни до завтра, не сдохни, – пробормотал Богомол, поддерживая его под локоть. – Полноценного отдыха не будет, вертухаи придумают, чем нас занять, но, может, и отдышимся.

Ноги Ильи заплетались, но вот ведь сюрприз!.. В общем и целом он чувствовал себя нормально. Бодрости ему придавал тот факт, что он отправил в нокаут не кого-нибудь, а руководство концлагеря. Ему не простят, расплата будет болезненная, мучительная, вряд ли связанная с быстрой смертью. Но все равно это было приятно и льстило самолюбию.

Охрана этим утром сильно не зверствовала. Видно, сказывалась суббота. Автоматчики зевали, не обращали особого внимания на арестантов. Они делились планами, как проведут вечер и завтрашний день. У кого-то имелась цыпочка в Беленске, к ней он и планировал забуриться на всю увольнительную. Кто-то хотел посидеть в баре и подраться с местными гопниками, чисто отдохнуть, развеяться от тягот службы.

Заключенные забирались в машину, уплотнялись в зарешеченном отсеке. Илья с товарищами вскарабкались туда последними.

Он мог сегодня осваивать горизонтальные плоскости, а вот с вертикальными перемещениями были проблемы. Что-то остро жалило под ложечкой, пылали ребра. Ткач закусил губу.

Охранник, зевая во всю пасть, набросил замок на скобу, забренчал ключами. Его коллега закрыл задний борт, вскарабкался в кузов. Оба сели, прижались к борту, поместили автоматы между коленями.

Первый был какой-то неприглядный, ушастый, с большими, навыкате глазами. Видимо, натерпелся унижений в школе. Второй и вовсе старший солдат Козюпа. Сегодня он был сонный как муха и какой-то задумчивый. Они уставились друг на друга, заразительно зевнули и ухмыльнулись.

«Плацкарта» была жесткой, неудобной. Кто-то из узников никак не мог угнездиться. Другие уже храпели. Им было безразлично, в какой позе спать.

Илья опустился на колени, вцепился в решетку, закрыл глаза. Машину трясло, нос Ткача бился о стальные прутья. Он начинал привыкать к условиям лагеря, к скотскому обращению. Где-то рядом сопели товарищи, их тоже сразила полудрема. Несколько раз Илья открывал глаза и обозревал пейзажи, набившие оскомину.

Машина въезжала в лес. Сегодня она шла последней в колонне. Охранникам надоело зевать, и теперь они дремали, сладко причмокивая.

Илью тоже опутывал сон. Он прижался боком к решетке, подвернул ноги под себя. Правой рукой Ткач держался за прутья, левую засунул под мышку.

К запаху немытого тела он давно привык. С гигиеной в этом богоугодном заведении было сложно. Права заключенных в независимом государстве нарушались повсеместно. Апофеоз победившей демократии! Людей содержат в концлагере, в скотских условиях, без всякого суда и следствия, то есть априори невиновных. И никому до этого нет никакого дела.