Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Как обычно меня опять кинули. Вещи из ячеек я — то забрал, вот только не все. Вернее не все мне отправили. Из Берна пришло все кроме джемпера, а из Цюриха не пришла толстовка. Обычная рядовая ситуация. Будь я во взрослом теле, разрулил бы на месте в местных отделениях магазинов. Но в моей ситуации я без взрослого никто, забрать или купить могу, а возмущаться и что-то требовать уже нет.
Пришлось докупать на месте. Без свитера я обойдусь, лето как — никак, а вот куртка нужна и шорты. Взял джинсовые шорты «Rick Icon GE 005» за девять евро и худи Tom Tailor с 3D принтом Леона из игры «Brawl stars» за 15 евро. Ярко, стильно, красиво, одно плохо — не расстёгивается как моя ветровка.
На третьем этаже торгового центра нашел и туристический магазинчек. Где и прикупил три таблетки сухого горючего и парочку офицерских ИРПов Бундесвера. Не удержавшись, прикупил по акции зеркальные «Лисички». Зашел в туалет, где и переоделся в обновки. Переупаковал рюкзак, все старые носильные вещи, кроме обуви, купленные до Германии упаковал в отдельный пакет. Потом на пересадочной станции выкину.
Далее мой путь лежал на Нимпенбургер штрассе, в спортивный комиссионный магазин. Этот был самым ближайшим, если мне не повезет то придется пилить аж до олимпийского парка. Так что в магазин я заходил скрестив пальцы на удачу. И наверное это помогло. Подобрал себе вполне живой шоссейник «Пежо» (Peugeot) модели «Милан». Несколько крупноватый для меня, но по весу даже легче украденного Stels Pilot 750.
В комплекте с ним шли установленные фары, катафоты и багажник. Ремкомплект, насос, жилет и тросики пришлось докупать отдельно. Шлем я сохранил старый, а замок у меня есть свой. Все в куче вышло мне в 299 евро, пришлось обнулить счет на Perfect Money. Онлайн оплата такой суммы вопросов в магазине не вызвала, вот если бы я платил наличкой, то у меня могли бы возникнуть проблемы.
Кадзуо Окада возвращался домой после тяжелой смены. Почти все мужчины немцы клиники взяли отгулы на эти выходные или постарались поменяться. И ему пришлось взять две смены подряд. Но ничего, теперь у него почти неделя выходных и он сможет заняться любимым делом, своими любимыми запахами.
Кадзуо коллекционировал запахи, вернее одежду с запахами. В основном детское нижнее белье. Для этого он поступил в Токийский медицинский колледж, отучился четыре года и постарался попасть санитаром в детскую больницу. И ему повезло и не повезло сразу. Он получил направление на трехгодичную практику, в детское отделение больницы скорой медицинской помощи. Но больница располагалось в Адати, специальном районе Токио.
В Токио все районы специальные, но именно Адати был под административным управлением двух корпораций — «Намики» и «Токио-Маруи». Именно благодаря их финансированию, больница и была оборудована большим количеством систем видео-наблюдения. Из-за чего Кадзуо быстро и попался при очередной краже детских вещей в реанимационном отделении.
Больница не захотела выносить сор из избы и по тихому уволила санитара по по его собственному желанию. Но видимо в какие-то черные списки он все-таки попал, потому что все медучреждения столичной префектуры ему отказали в трудоустройстве. Он попробовал счастья в других префектурах, но и там всюду получал отказ. Тогда-то он и подумал об эмиграции.
Перебравшись в Германию, он без труда устроился санитаром в одну из клиник Мюнхена. Что его приятно поразило, так это оклад в три раза выше чем в Японии и беспрепятственный доступ к нижнему белью пациентов. По инструкции он должен был относить вещи на уничтожение, но не все вещи пройденные через его руки попадали в печь. И всем было как-то на это наплевать.
Со временем обжившись и обнаглев, он даже стал составлять анкеты к вещам. Копировал информацию с больничных анамнезов, так как имел доступ в сеть клиники. И даже иногда фотографировал детей, когда они были без сознания или спали. Со временем запах из вещей улетучивался и это толкало его на новое пополнение коллекции.
Эти спаренные смены прошли почти впустую. Его трофеем были лишь порванные детские носки, которые кто-то выкинул в корзину для бумаг, а он случайно заметил. Осталось потерпеть пару часов на электричке и можно будет расслабится.
Но расслабится не получилось, в вагон вошел подросток лет двенадцати. Закрепил в стойке свой велосипед и пару раз подпрыгнув сумел забросить рюкзак на багажную полку. После чего плюхнулся в кресло напротив и сняв модные зеркальные очки, с подозрением окинул Кадзуо взглядом своих карих глаз. Его чувствительный нос сразу уловил запах новых вещей, магазинный запах. Мальчишка выглядел не как те дети, которых санитар частенько видел в пригородных поездах. Он не мог сказать что с ним не так. Сначала он принял его за выходца из арабской азии, но потом понял что это просто загар.
Сделав вид что читает что-то на планшете, он даже пару раз его сфотографировал. В Кислеге мальчик запихнул в урну довольно объемный пакет и поспешил на другую платформу, куда должен был прийти поезд из Меммингена. Кадзуо дождался прихода и отправления поезда и только после этого пошел к урне. В вытащенном пакете оказалось его счастье, его прелесть. Пакет был набит детской одеждой, с запахами и с его фантазиями. Обняв пакет как самое дорогое он побрел на выход в город.
До вокзала я ехал уже на велосипеде, стараясь привыкнуть к новому аппарату. Поезд на Кислегг отходил ровно в полдень и у меня было еще время перекусить. Не рискнув бросать велосипед на улице, взял в кебабной две шаурмы и ноль пять банку фанты. Состав оказался все тем-же «Флиртом» регионального экспресса.
Велик хоть и не складной, зато легкий, так что без проблем закрепил его в стойке и на всякий случай зафиксировал тросиком и замком. Сосед напротив оказался азиатом. Японец или кореец, а может и китаец или вообще вьетнамец. Ну не разбираюсь я в их прищурах. И очень, очень странный. Постоянно принюхивался приспустив маску и бросал взгляды куда-то в район моих коленок. Я даже пожалел что не надел джоггеры. Но пересаживаться было уже некуда, свободных мест не было.
Пришлось укрыться от внешнего мира очками и наушниками плеера. Который незамедлительно выдал тревожную вещь от Олега Медведева:
Он в мире первом смотрел телевизор, читал Кастанеду, сушил носки,
И пес одиночества рвал его горло тупыми