Старик опять упал на подушку и, когда жена еще смеялась, — не ей, а кому-то за ее спиной попытался улыбнуться. Испугавшись, как меняется у него взгляд, бабушка Люба выбежала на улицу и заколотила к невестке в окно.

Вскочив из постели, Юлька не знала, что на себя набросить, и пятками на холодном полу обо всем догадалась.

— Слышал? — она затормошила дядю Веню. — Вставай!

Тот поднялся, нехотя стал одеваться и вышел с Юлькой на улицу. От проложенного ночью асфальта поднимался пар, как от реки. Дядя Веня поплелся за Юлькой в дом к покойнику, где уже собирались соседи. Дедушка Яша лежал на кровати, и казалось, что спит. Бабушка Люба перекрестилась и накрыла его одеялом с головой, а дядя Веня подглядывал у порога, не осмеливаясь подойти. Юлька вспомнила про дочку, шагнула к кроватке, и все оглянулись. Нюрочка крепко спала и не проснулась, когда женщины рыдали. Юлька вытащила ее из кроватки и попросила дядю Веню, чтобы отнес Нюрочку домой. Дядя Веня ни разу не держал маленьких детей на руках и осторожно взял Нюрочку. Он отнес ее домой и уложил в постель, а потом заметил, как дрожат у него руки, и испугался.

Несмотря на столь ранний час, из города привезли рабочих в оранжевых жилетах. Нюрочка, проснувшись, выглянула в окно и ахнула. Жилетов было столько, что за ними не видно черного асфальта. Девочка выскочила в сени, но дверь закрыта на замок. Нюрочка вернулась и попробовала открыть окно, но оно не поддавалось. Стала перебирать другие, и то окно, в которое бабушка Люба утром стучала, распахнулось. Нюрочка залезла на подоконник, чтобы выпрыгнуть, — ее заметили рабочие, один из них снял рукавицы и подхватил девочку.

Как раз бабушка Люба выглянула из калитки, взяла внучку за руку и побрела мимо церкви. Еще вчера рабочие вывезли спиленные деревья, разрезав их на бревна, а сегодня сгребали ветки в кучи. Затем привезли новые железные ворота, установили их перед правлением колхоза и покрасили. У сельсовета, почты, колхозной конторы суетились женщины, посыпая дорожки песочком; рядом устраивали цветники — в чернозем закопали горшки с цветами, будто всегда они тут растут. Кругом подмазывали, чистили, белили, подметали, и бабушка Люба догадалась — кого-то очень важного ждут, если столько народу собрали. Она поднялась по ступенькам в сельсовет, а Нюрочка осторожно подкралась к забору, за которым на школьном дворе вымахала трава и на ветру шелестела до края земли. Из школы вышел сторож и засвистел косой. Нюрочка вспомнила, что осенью ее отведут сюда учиться, и захныкала.

Когда бабушка Люба осторожно спустилась по ступенькам, читая на ходу бумажку, которую выдали в сельсовете, — школьный сторож к этому времени много сбрил травы, но ему тут косить одному до осени. Нюрочка вытерла слезы и подбежала к бабушке. Они встретили дядю Свечкина. Бабушка спросила у него, куда идти с этой бумажкой, чтобы получить пособие на похороны. Дядя Свечкин уже похоронил свою жену и все знал. Он взял бумажку и сказал, что сам пойдет. Еще он сообщил — у колхозной конторы раздают на каждый дом по банке краски, чтобы покрасили заборы. Как раз дядя Веня вместе с Юлькой вышел на улицу. Когда Юльку бросил муж, дядя Свечкин пытался за ней ухаживать, но она нашла помоложе — дядю Веню из поселка. И поэтому дяде Свечкину сделалось больно, когда увидел своего соперника с Юлькой, — он скорее поспешил за пособием на похороны.

Дядя Веня взял за руку Нюрочку и пошел к конторе. У новых ворот собрался народ за краской. Дяде Вене выдали две банки, он поставил их одна на другую и понес перед собой. На крыльце у Юльки откупорил банки, перемешал палочкой краску. Она оказалась самая дешевая — водоэмульсионная; если покрасить заборы — до первого дождя. Юлька нашла квач, которым белили печи; дядя Веня принялся красить забор, а за стеной в доме причитала бабушка Люба.

— На кого ты меня, Яша, оставляешь?! — заливалась она слезами. — Почему же ты не отвечаешь?..

Мимо дяди Вени, красившего забор, ходили без конца мужики и бабы наведывать покойника, а затем, возвращаясь, удивлялись — сколько раз бабушка Люба бегала по хатам и пряталась от пьяного мужа, а сейчас все забыла. Кто-то еще вспомнил, что дедушка Яша сидел раньше в тюрьме, а дядя Веня не знал и теперь понял, почему ему стало так страшно, когда старик умер.

К вечеру дядя Веня покрасил Юлькин забор и забор бабушки Любы. Отдыхая, дядя Веня залюбовался закатом. Асфальтоукладчик далеко проложил асфальт; к ночи меньше на улице шагов, рабочие разъехались, глубже тишина и все страшнее. Дядя Веня взял за руку Нюрочку и гулял с ней, пока не начало смеркаться. После жаркого дня Нюрочка задрожала все еще в ночной рубашке, и дядю Веню охватил озноб. Когда фонари освещают дома и дорогу, небо кажется чернее, чем на самом деле; звезды не такие яркие, и не видно, что спилили деревья, но оттого что листья не шелестят — мороз пробирает по коже, будто зимой.

Все окна в доме у бабушки Любы горели. На крыльце курили пьяные мужики, ожидавшие чего бы помочь за рюмочку, а в доме полно народу, что не протолкнуться. Дядя Веня решил не толкаться, а Нюрочка позвала маму. Тут пришел с чемоданом какой-то незнакомый дядя.

— Ванька приехал! — заорали пьяницы.

Ванька открыл чемодан, достал из него конфет и протянул Нюрочке.

— Ты знаешь, кто это? — спросили у девочки. — Это твой папа.

Перед ним все расступились, и он прошел внутрь дома к своему покойному родителю, а дядя Веня, неслышно ступая, спустился с крыльца и зашагал сам не зная куда. Черная полоса асфальта пролегла к небу, а пустошь между ним и речкой вспахивал при свете фар трактор. Однако дядя Веня не удивился и побрел дальше. Как и вчера, закапал дождь, а потом все сильнее; дорога совсем близко у речки — дядя Веня заметил на берегу стог сена, зарылся в него и заснул.

Здесь, в этой глуши, сохранился обычай переносить на ночь покойника в церковь, и, когда дедушку Яшу положили в гроб и вынесли на улицу — над церковными воротами, где на перекладине висели три колокольчика — побольше, поменьше и — самый маленький, — зазвонили в этот самый маленький тоненький колокольчик. От его щемящего дзинь-дзинь дядя Веня проснулся в стогу у речки. Он не знал, что это покойника заносят в церковь, но у него заныло сердце. Всю ночь промучился дядя Веня в стогу и под утро заснул, однако лучи солнца, пробившись сквозь сено, разбудили его. После того как переночевал в стогу, искупаться было радостно. А когда вылез из воды — в церкви зазвонили сразу во все три колокольчика, и стало еще радостней.

Дядя Веня узнал — дзинь-дзинь — самого маленького, от которого ночью защемило сердце, но сейчас, когда они все вместе, — это дзинь-дзинь перекликалось с другими дзинь-дзинь, дзинь-дзинь, — и радость перерастала в ликующую — да еще когда мокрая после дождя трава под ногами и листья на кустах и деревьях сверкают в лучах солнца, и, если зацепишь плечом ветку, — обдаст брызгами.

С асфальта свернула к речке грузовая машина. Из нее выпрыгнули рабочие и развернули на берегу, начали устанавливать огромную, с окошками, армейскую палатку, а дальше все еще распахивал пустошь трактор. Глядя на палатку, дядя Веня не заметил, как рядом остановилась милицейская машина. Из нее вышли милиционеры и поинтересовались у дяди Вени, что он тут делает. А он не знал, что им ответить. У него попросили документы. Бедняга полез в карман и схватился за сердце. Он понял, что потерял паспорт в стогу сена. Милиционеры не стали разбираться, посадили несчастного дядю Веню в машину и увезли.