— Думаю. — Сердито отвечаю я. — А почему тебя не взяли?

— А что я?

— Ты ж ударник.

— Во-первых, им нужен был гитарист. — Устало говорит Дима. — Во-вторых, они знали, что я не поеду. У меня здесь учеба, бизнес и Марья.

— Вот. Ты. Меня. Сейчас. Успокоил! — Восклицаю я.

— Прости, не подумал. — Он берет за руку растерянную Машку. — У вас просто все по-другому. Вы встречаетесь всего-ничего, одному из вас нужно было проявить инициативу. Если ты чувствуешь, что не сможешь ждать, позвони ему. Или если ревнуешь. А Пашка… Мне нужно было поговорить с ним, направить в нужное русло. Наверное.

Медленно выдыхаю, почти ненавидя себя. Голова готова взорваться.

— Дим, — перехожу на шепот, — отпроси меня, а?

— Я?

— Да, ты же сын владельца.

Он качает головой.

— Если ты думаешь, что ехать за Пашкой будет верным решением, то действуй сама. На мой взгляд, лучше сначала позвонить ему и поговорить.

— Зануда, — бросаю я ему, разворачиваюсь и стучусь в кабинет Людмилы Геннадьевны.

— Войдите! — Доносится оттуда.

Захожу, притворяю за собой дверь и сажусь на стул. Убираю волосы за уши, складываю руки на коленях. Примерный работник, не иначе.

— Рассказывай, Солнцева, что случилось? Что, в зале работы нет?

— Людмила Геннадьевна, мне нужно взять несколько дней за свой счет.

— Сейчас? — Она наклоняется на спинку стула.

— Да.

— Девочка, а кто ж за тебя работать-то будет? У нас и так персонала не хватает.

Ковыряю носком туфли мягкий ворс ковра.

— Мне очень нужно. Очень.

Женщина смотрит на меня пронзительно. Серо-стальные глаза глядят прямо в душу.

— Что-то серьезное?

— Эм… да…

— Ты больна?

Лихорадочно перебираю в голове варианты, какая хворь из мне известных больше сошла бы за правду. ОРЗ, конъюнктивит, птичий грипп, вирус Эбола?

— В общем, да. Мне… очень плохо. Плохо. — Руки сами поднимаются к горлу. Пожалуй, ангина подошла бы, как нельзя лучше. Да, буду косить на нее. Тяжело вздыхаю, изображая тяжелую долю больного.

— Анечка, — управляющая вскакивает с места, наливает воды в стакан и протягивает мне. — То-то я вижу, что ты сама не своя! Нервная какая-то, растерянная, бледная.

— Ох, — вздыхаю я и пью воду мелкими глотками, не забывая жалобно поглядывать на нее.

— Можешь мне признаться. Как женщина, я все понимаю, поверь. И вижу. Наша с тобой тайна, — она подмигивает, — если это, разумеется, тайна, дальше этого кабинета никуда не уйдет. Ты… беременна, да?

Очень трудно не подавиться в такой момент, поверьте мне на слово. Даже вода пошла носом.

— А… Я… — Слова еще не успевают слететь с моего языка, а вот голова уже согласно кивает.

— Так и знала! — Геннадьевна со всех сил ударяет кулаком по столу. — Кто он? Хотя, какое мое дело, не говори. Но если откажется принимать на себя ответственность, мы его заставим, уж ты мне поверь. В этом можешь на меня положиться. Ты ведь уже решила, оставишь его или нет?

— Я… Э… да.

— Вот и правильно! — Она забирает из моих рук стакан и ставит на стол. — Дети — великое счастье. Ты еще потом радоваться будешь, что у тебя доча или сыночек растет, самой себе спасибо скажешь, что выносила и родила.

— Д-да. — Киваю, понимая, что влипла. Живот-то я ей потом предъявить не смогу, не говоря уже о ребенке.

— Сильно тошнит? — Жалостливо склоняется надо мной начальница.

— Так… это… ой, сильно-о-о.

— Бедненькая. — Она возвращается за свой стол, садится и складывает руки на груди. — Давай так поступим. Эту недельку отдохни. Сходи в консультацию, сдай все анализы, пусть пропишут тебе витаминки. Там еще бесплатно целый набор полагается, так что требуй! Отдохни, выспись, приведи мысли в порядок, а потом возвращайся. Месяца до шестого сможешь работать по вечерам, после обеда уже не так тошнит, поверь. А декрет я тебе организую, Калинин — богатый, пусть платит.

— Вы… так добры!

Слышу, как в этот момент открывается дверь. Оборачиваюсь и вижу Диму.

— Ладно, иди, Анечка. — Щебечет управляющая, затем обращается к Диме. — Заходи, Димочка, что-то забыл?

— Только ключи возьму. — Он снимает ключ со стены, кладет в карман и придерживает передо мной дверь.

Я встаю и направляюсь к нему.

— И еще, Солнцева, — останавливает меня Геннадьевна, — не забывай, что тяжести тебе теперь поднимать нельзя. Бросай свой спортзал! И на соленые огурчики не налегай, быстро растолстеешь!

— Угу, — зажмуриваюсь так, что искры из глаз летят.

Влипла, так влипла. По самое не балуй.

Открываю веки и бочком протискиваюсь в дверной проем.

— Нет, — качает головой Калинин, закрыв дверь. — Скажи мне, что это не то, о чем я сейчас подумал.

— А что мне было врать? Оно само как-то так вышло: Геннадьевна предположила, я не стала ее разочаровывать. Зато смотри, как ласково она стала со мной теперь говорить.

— Ты улетевшая. Совершенно конкретно двинутая!

— Чувствую, что мне нужно обидеться. — Навалилась на стену. — Но мне нужна ваша с Машей помощь. Отвезите меня на железнодорожный вокзал, нужно купить билеты.

— Какие билеты?

— Нам с вами. До Адлера.

— Нам?!

— Ага. Вы же меня не бросите?

— Слушай, Солнцева, — улыбнулся Дима, — твои приключения, ты и разбирайся. Я, вообще, против всех этих игр в погоню и слежку.

— И вовсе это не погоня.

— Сама в это веришь?

— Да!

— До вокзала мы тебя довезем, так и быть. Но на большее не рассчитывай. Пошли, Маша уже в машине.

Покорно плетусь за ним.

— Раньше ты казался мне классным. — Ворчу, спускаясь по лесенкам. — А ты… Блин! Ни романтики, ни огонька! Вот не повезло-то Машке!

Калинин лишь усмехается.

— Работа у меня. Не могу я.

— Ты ведь однажды уже свел нас с Пашкой. Что тебе стоит помочь еще раз?

— Хватит канючить, Солнцева. Вы с Пашкой — два сапога пара. Двадцать лет, а ведете себя как два импульсивных подростка.

— Может, у меня порыв? Чувствую, что должна сделать что-то безумное ради любви! Не прощу себе потом, если не сделаю.

Мы выходим на улицу. Он оборачивается:

— Закрой долги по учебе. Чем тебе не безумство? Маша больше тебя переживает за твое будущее.