— Мистер Брэдшоу только что вернулся из Англии.

Артур словно бы из последних сил вытолкнул меня на авансцену, умоляя сыграть наконец свою роль. Теперь они оба смотрели на меня: Куно — с интересом, но настороже, Артур — с откровенно заискивающим выражением лица. Контраст между ними был настолько разителен и комичен, что мне против воли пришлось улыбнуться:

— Да, — сказал я, — в самом начале месяца.

— Прошу прощения, вы были в Лондоне?

— Какое-то время — да.

— В самом деле? — в глазах у Куно зажегся теплый огонек. — И могу ли я поинтересоваться, как там сейчас?

— Погода в сентябре была просто замечательная.

— Ага, понятно…

На губах у него играла смутная, скользкая какая-то улыбка; он как будто смаковал про себя приятные воспоминания. В его монокле блеснул меланхолический огонек. Изысканный холеный профиль стал задумчив, сентиментален и тих.

— Я всегда говорил, — вставил неисправимый Артур, — что сентябрьскому Лондону свойственно совершенно особенное очарование. Мне приходит на память одна необычайно красивая осень — осень девятьсот пятого. До завтрака я выходил на мост Ватерлоо полюбоваться собором Святого Павла. Я снимал в то время целую анфиладу в отеле «Савой»…

Куно сделал вид, что не слышит его:

— А — прошу прощения — как там конногвардейцы?

— Сидят где сидели.

— Правда? До чего же приятное известие. Более чем…

Я усмехнулся. Куно одними уголками тонких рыбьих губ улыбнулся в ответ. Артур издал непривычно резкий смешок и тут же прихлопнул его ладошкой. И тут Куно откинул голову назад и расхохотался во всю глотку: «Хо! Хо! Хо!» Я еще ни разу не слышал, чтобы он смеялся по-настоящему. Его смех был — фамильная ценность, экспонат для краеведческого музея; аристократический, мужественный и бутафорский, он словно бы передавался по наследству вместе с тяжелыми старинными сервизами: сейчас такой услышишь разве что со сцены профессионального театра. Он, кажется, и сам себя отчасти устыдился, потому что, едва оправившись, поспешил добавить извиняющимся тоном:

— Видите ли, я — прошу прощения — прекрасно их помню.

— Это напомнило мне, — Артур перегнулся через край столика; тон у него сделался пикантным, — об истории, которую рассказывали об одном пэре эпохи… назовем его просто лордом Икс. За правдивость истории могу ручаться головой, потому что я сам знавал этого человека в Каире, необычайно эксцентрическая личность…

Оставалось констатировать, что вечеринка спасена. Я вздохнул чуть свободнее. Куно расслаблялся постепенно, и переход от стадии к стадии был микроскопически тонок: от вежливого полуудивления до неподдельнейшего бесшабашного веселья. Мы выпили довольно много бренди и три полные бутылки поммара.[39]Я рассказал совершенно идиотский анекдот про двух шотландцев, которые ходили в синагогу. Куно начал от случая к случаю подталкивать меня под столиком ногой. Казалось, времени прошло до смешного мало: но я глянул на часы и обнаружил, что уже одиннадцать.

— Господи боже мой! — всполошился вдруг Артур. — Простите меня ради бога, но я должен бежать. Небольшое дельце…

Я вопросительно посмотрел на Артура. Никогда в жизни он не назначал свиданий на столь поздний час; кроме того, по четвергам Анни у нас не появлялась. Однако Куно, судя по всему, ничуть не удивился. Он был сама любезность:

— О чем речь, дружище… Мы все прекрасно понимаем. — И наступил мне под столиком на ногу.

— Ну что ж, — сказал я, как только Артур нас оставил, — мне, пожалуй, тоже пора.

— Что вы, как можно.

— И тем не менее, — твердо сказал я и высвободил ногу. Он наступил мне прямо на мозоль.

— Знаете, я давно мечтал показать вам свою новую квартиру. Здесь рядом, десять минут езды на машине.

— Прекрасная мысль, но как-нибудь в другой раз.

Он улыбнулся уголками губ:

— Тогда, может быть, я просто подброшу вас домой?

— Большое спасибо, не откажусь.

Его божественно сложенный шофер эдак через губу поприветствовал нас, усадил в мягкие недра огромного черного лимузина и подоткнул меховую полость. Как только мы тронулись и заскользили вдоль по Курфюрстендамм, Куно нашарил под полостью мою ладонь.

— Вы все еще дуетесь на меня, — с упреком в голосе шепнул он.

— С чего бы это?

— Нет уж, извините, дуетесь.

— Да нет, ничего подобного.

Куно едва заметно стиснул мне руку:

— Могу я кое о чем вас спросить?

— Валяйте.

— Видите ли, мне не хотелось бы, чтобы вы восприняли этот вопрос как личный. Вы верите в платоническую дружбу?

— Может быть, — осторожно ответил я.

Ответ, кажется, совершенно его удовлетворил. Тон у него сделался еще более доверительным:

— Вы уверены, что не хотите подняться и взглянуть на мою квартиру? Всего на пять минут?

— Не сегодня.

— Вы совершенно в этом уверены? — Он снова пожал мне руку.

— Совершеннее некуда.

— А как-нибудь в другой раз, вечерком? — Еще одно рукопожатие.

Я рассмеялся:

— Мне кажется, квартиры лучше осматривать при свете солнца. Как вы считаете?

Куно тихо вздохнул, но не стал упорствовать. Буквально через минуту лимузин остановился у моего подъезда. Я бросил взгляд вверх, на Артурово окно: там горел свет. Куно я, однако, говорить об этом не стал.

— Ну, доброй ночи, спасибо, что подвезли.

— Бросьте, этакая мелочь.

Я кивнул в сторону шофера:

— Сказать ему, чтобы отвез вас домой?

— Нет-нет, благодарю вас, — с печалью в голосе проговорил Куно и попытался выкроить улыбку. — Наверное, не стоит. Пока не стоит.

Он откинулся назад, на подушки, с примороженной к лицу улыбкой; машина тронулась, и мертвенный свет уличного фонаря призрачным зайчиком скакнул к нему на монокль.

Стоило мне переступить порог квартиры — и Артур, в одной сорочке, тут же появился в дверях своей спальни. Вид у него был довольно-таки встревоженный:

— Уже вернулись, Уильям?

Я усмехнулся:

— А вы мне разве не рады, Артур?

— Ну конечно, мальчик мой. Что за вопрос! Просто я не ожидал, что вы вернетесь так быстро, только и всего.

— Я так и подумал. Ваше свидание тоже, кажется, надолго вас не задержало.

— Оно — э — сорвалось. — Артур зевнул, Ему настолько хотелось спать, что даже врать было трудно.