– Где твоя статья? Давай её сюда! – сурово приказал редактор.

– Сейчас, – отозвался Родя и подошёл к подоконнику, на котором лежал его портфель.

Увидев редактора, Веня сам спрыгнул со своего «коня», и они вместе с Валеркой приблизились к Трубкину. Пока Родя копался в портфеле, к редактору подошла Круглая Отличница и ещё человек восемь ребят, так что Лёва оказался в кольце «этой мелочи», как он мысленно именовал пятиклассников.

Зоя стояла в стороне. Она делала вид, что разглядывает носок красной туфельки на правой ноге, и лишь изредка подымала ресницы, чтобы взглянуть на Трубкина, который её не замечал.

Родя подошёл к редактору со своей статьёй и отдал её, сказав:

– Вот! Пожалуйста!

Редактор взял статью, не глядя на её автора, и стал расстегивать свой портфель. Пальцы его почему-то соскальзывали с замка, и он долго не мог его открыть.

– Значит, всё-таки решил поместить? – осторожно спросил Веня.

– Да. Решил, – отрывисто сказал Трубкин.

– Ты что, поговорил с кем-нибудь? – спросил Павлов.

– А тебе что за дело? – сердито отозвался редактор.

– Да так… Я ведь тоже интересуюсь…

– А зачем мне было с кем-то говорить? Я обдумал и пришёл к выводу, что статья по существу дельная, только её надо немного поправить. – Тут редактор впервые взглянул на Родю, и, как показалось некоторым, взглянул с ненавистью. – Только ты имей в виду: я вычеркну все эти твои «увы», все эти твои «в наш грандиозный век». Понятно тебе?

– Понятно. Пожалуйста! – тихо ответил Родя. Редактор ушёл, а Павлов посмотрел на Зою:

– Так ты что, говорила с ним или не говорила?

– Говорила, – коротко ответила Зоя, продолжая разглядывать туфельку.

– А почему же он сказал, что сам передумал?

Зоя пожала плечами:

– Откуда я знаю!.. Может… из самолюбия.

– А что ты ему сказала?

Зоя снова пожала плечами.

– Н-ну… это долго рассказывать, – лениво ответила она и тихо удалилась, держа портфель за спиной.

Ребята не знали, верить Зое или нет. Во всяком случае, они теперь поглядывали ей вслед без прежних усмешечек, и Зоя отметила это. И ещё она отметила весьма интересное для неё обстоятельство: бабушка не решилась признаться Зое, что просто выполнила приказание внучки. Бабушка ведь сказала, что она «так и быть, пожалела» Зою. Не решился и Трубкин признаться в том, что он послушался какой-то пятиклашки. Что ж! Если все, к кому Зоя обратится с приказаниями, станут и дальше вести себя так, это будет неплохо: люди не скоро догадаются, что Зоя обладает какой-то удивительной силой и что при встрече с ней не мешает затыкать себе уши.

А Трубкин весь последний урок просидел злой-презлой. Не слушая преподавательницу английского языка, он правил Родину статью, вычёркивая из неё слишком уж пышные фразы. К концу урока учительница подошла к нему и сказала по-английски:

– Трубкин, повторите, пожалуйста, что я сейчас говорила.

Трубкин встал, но повторить не смог и скоро увидел, как преподавательница сделала какую-то пометку в журнале.

Когда уроки кончились, редактора встретил в коридоре его младший брат, шестиклассник Боря.

– Лёв, ты домой? – спросил он.

Трубкин очень бы хотел оказаться сейчас дома, но ему ещё надо было пойти к замдиректора по воспитательной части Надежде Сергеевне, показать ей статью, и не только показать, но ещё и убедить её, что в статье высказываются действительно ценные мысли.

– Я задержусь. У меня дела тут, – отрывисто сказал он брату и вдруг спросил: – Слушай! Кто такой этот Родька Маршев из пятого «Б»? Ты его знаешь?

– Ну, немножко знаю. Человек как человек.

Глядя в сторону, редактор процедил сквозь зубы:

– Вот кому бы я с удовольствием шею намылил или уши надрал.

– Бу сделано! – с готовностью ответил Боря, который очень любил такого рода занятия. – Я на это Сёмку Калашникова мобилизую.

Лёвин братец направился к выходу. Трубкин хотел было крикнуть Боре, что он не просил его расправляться с Маршевым, что это он просто так сказал, но редактор представил себе, как автору этой проклятой статьи действительно «мылят шею», и у него сделалось так сладко на душе, что он промолчал.

Все уроки в школе кончились, и учительская была полна педагогов. Лишь немногие из них сидели, а остальные разговаривали стоя, так что Лёва не сразу отыскал глазами маленькую Надежду Сергеевну.

– Что тебе, милый мой? – спросила она, глядя на него снизу вверх.

И, злясь на себя, еле выдавливая слова, Трубкин проговорил:

– Вот, Надежда Сергеевна… Мы… мы думаем, что это можно будет поместить в порядке дискуссии.

Лёва сказал «мы», имея в виду членов редколлегии, но, как вы знаете, никто из них статьи не читал.

Надежда Сергеевна пробежала глазами страницу за страницей, и редактор с досадой отметил, что она особенно приглядывается к тем словам и выражениям, которые он зачеркнул, но не вымарал так, чтобы их нельзя было прочесть. Приглядывается и при этом улыбается.

Прочитав статью про себя, она подняла голову и, как всегда без всякого напряжения, сказала на всю учительскую своим чистым, звонким голосом:

– Люди добрые! Вы только послушайте, какой теперь умный пятиклассник пошёл! Вот вы послушайте! – Педагоги замолкли, а Надежда Сергеевна стала читать: – «В наш грандиозный век научно-технической революции…»

– Надежда Сергеевна! Но я же слова «наш грандиозный» вычеркнул! – с отчаянием вскричал редактор.

– Знаю, родименький! Но меня именно оригинал своим стилем подкупает, – ответила замдиректора и продолжала читать.

Она огласила цифры «социологического опроса», из которых явствовало, что около ста учеников четвёртого, пятого и шестого классов уже занимаются изобретательством и всякими исследованиями и что ещё столько же хотят заняться подобными делами, но не знают, с чего начать. Далее в качестве примеров упоминались Валерка с его прибором и даже Толя Козырьков с его линейкой для резанья пластмассы. Заканчивалась статья такими словами: «Итак, не пора ли покончить с этой нездоровой атмосферой и открыть дорогу пионерскому возрасту на широкий научно-технический простор?»

Педагоги и без того много смеялись во время чтения статьи, но, услышав последнюю фразу, они все дружно расхохотались.

– Надежда Сергеевна, я это ещё не выправил, – нервно сказал Трубкин.

– Вижу, вижу, дорогой, – ответила Надежда Сергеевна, продолжая смеяться.

– Но… но, Надежда Сергеевна, ведь по существу-то всё это правильно, – выдавил через силу редактор. – Мне кажется… мне кажется, что можно это помещать. – Он с отвращением щёлкнул пальцем по листочкам, которые держала Надежда Сергеевна.