Все изменилось, когда в 1347 году Европу и Ближний Восток охватила чума. Возвращаясь волна за волной на протяжении нескольких поколений, она истребила десятки миллионов человек. Предполагается, что к 1400 году погибло около четверти населения Европы – возможно, треть в Италии и ближе к половине в Англии. Труд стал дефицитным: к середине XV века по всему региону реальная заработная плата неквалифицированных городских рабочих, грубо говоря, удвоилась, но среди квалифицированных рабочих поднялась чуть меньше. Доходы английских фермеров также увеличились в реальном выражении несмотря на то, что арендная плата упала, а состояния элиты сократились. Простолюдины от Англии до Египта начали лучше питаться и стали больше ростом. Как я покажу в главе 10, налоговые ведомости из итальянских городов говорят о значительном уменьшении неравенства богатства, при падении местных и региональных коэффициентов Джини более чем на 10 пунктов, а высших долей богатства – на треть и более. Одно из самых жестоких потрясений в истории человечества быстро свело на нет результаты многовекового усиления неравенства[118].

К новым высотам

К концу XV века чума затихла, и европейское население начало восстанавливаться. Экономическое развитие достигло новых высот, как и неравенство. Формирование в Европе фискально-военных государств, создание заморских колониальных империй и беспрецедентное расширение глобальной торговли подхлестнуло институциональные изменения и привело к возникновению новых сетей обмена. Хотя коммерческий обмен и обмен данью существовали всегда и шли бок о бок, первый постепенно стал доминировать, по мере того как коммерциализация меняла характер государств и увеличивала их зависимость от коммерческих доходов. Рост более интегрированной мировой системы поддерживался добычей драгоценностей в Новом Свете, а межконтинентальная торговля мобилизовала богатство и расширила пропасть между богатыми и бедными в глобальном масштабе. По мере того как Европа становилась центром мировой сети обмена, развитие предоставляло больше власти торговым элитам и вовлекало деревенское большинство в рыночные отношения, которые оказывали давление на его привязанность к земле. Взимающие дань элиты превращались в землевладельцев-коммерсантов и землевладельцев-предпринимателей, а купцы устанавливали тесные связи с правительствами. Крестьян постепенно вытесняли с земли посредством огораживания, налогов и меркантилизации землевладения. Традиционные методы обогащения, основанные на активном использовании политической власти, оставались и применялись совместно с этими модернизированными и основанными на рыночных отношениях методами: более сильные государства предлагали более привлекательные пути к богатству. Все это создавало направленное вверх давление на неравенство[119].

Европа позднего Средневековья и особенно Европа ранней современности занимает особое место в исторических исследованиях материального неравенства. Впервые за все время количественных свидетельств диспропорции богатства (хотя это еще не относится к доходам) становится достаточно, чтобы проследить изменения со временем и сравнить между собой развитие различных регионов. Эти данные в основном поступают из местных реестров недвижимости и дополняются информацией о земельных рентах и доходах работников. В дальнейшем я пользуюсь информацией о диспропорции богатства совместно со сведениями о диспропорции доходов. Для указанного периода не всегда представляется возможным разделить эти два показателя: изучающим досовременное неравенство приходится, как правило, быть менее разборчивыми в своем выборе, чем современным экономистам. Но это не представляет собой большой проблемы: в досовременных обществах тенденции неравенства богатства и неравенства доходов вряд ли шли в разных направлениях[120].

Хотя эти наборы данных и мало что добавляют к национальным статистикам неравенства, они помогают лучше понять структуру и эволюцию концентрации богатства с более солидной подоплекой по сравнению с предыдущими периодами. Благодаря своей внутренней последовательности и постоянству во времени некоторые из этих наборов данных позднего Средневековья и ранней современности служат более надежным источником составления общих контуров изменений, чем современные попытки реконструкции общих тенденций на основании разрозненных источников, даже в отношении XIX века. Вместе эти свидетельства о нескольких обществах Западной и Южной Европы показывают, что ресурсы более неравномерно распределялись в больших городах, чем в мелких или в сельской местности; что неравенство обычно усиливалось после окончания Черной смерти и что этот подъем происходил при широком разнообразии экономических условий.

Большая диверсификация труда, дифференциация по квалификации и доходам, пространственная концентрация элитных домохозяйств и торгового капитала, а также приток бедных мигрантов всегда служили факторами, усиливавшими городское неравенство. Согласно флорентийской переписи (catasto) 1427 года, неравенство богатства прямо соответствует степени урбанизации. Столичный город Флоренция мог похвастаться коэффициентом Джини 0,79 – возможно, даже ближе к 0,85, если учесть незарегистрированных бедняков. В менее крупных городах коэффициенты Джини были меньше (0,71–0,75), и еще меньше – в сельскохозяйственных равнинах (0,63), а ниже всего – в беднейших районах, в холмистой и гористой местностях (0,52–0,53). Соответственно варьировали доли наивысшего дохода, от 67 % для верхних 5 % во Флоренции до 36 % соответствующей прослойки в горах. Примерно такая же картина получается на основании исследования налоговых записей других регионов Италии. В XV–XVIII веках концентрация богатства в тосканских городах Ареццо, Прато и Сан-Джиминьяно была последовательно выше, чем в окружающей их сельской местности. То же наблюдается, хотя и в меньшей степени, в Пьемонте[121].