Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Значит, подействовало? — безразлично спросил Калли.
— Да, но это еще не значит…
— Подействовало! — возликовал Златко, мигом забыв о ярости гаргульи, — Расскажи! Дэй, миленькая, хорошая моя, расскажи же скорее, что ты видела!
— Ага, щас, размечтался! Да я…
Тролль в это время добрался до Ивы, усадил на диван и так ненавязчиво обнял.
— Ивушка, давай ты лучше. Ты чувства и ощущения куда вернее передаешь, чем клыкастая, — произнес он непередаваемым заискивающе-угрожающим голосом. И приятно, и страшно одновременно.
— Ива, не смей! — крикнула гаргулья, — Не смей поддаваться на их грязные уловки!
— Я мыл руки, между прочим! — Грым даже показал травнице всю ладонь. Как раз той руки, которой обнимал ее за плечи. Повернув голову и увидев рядом с лицом эту здоровенную лапу с когтями, знахарка невольно сглотнула, хотя, если бы задумалась, поняла бы, что Грым по своей воле никогда не причинит ей вреда. Но и спорить с ним не хотелось. В отношениях с троллями это частенько случается. Хотя почему-то данное правило не распространяется на Черных гаргулий.
— Вот сейчас поддашься, — не дала себя отвлечь — в кои-то веки! — Дэй, — они и дальше продолжат такие фортеля выкидывать! Подлянки нам такие же подсовывать!
— Разумное, между прочим, замечание, — задумчиво кивнула травница.
— Да Ивушка, мы никогда больше, ты что? — тут же начал зал икаться Грым, кидая взгляд на приятелей, чтобы подпели. Те мгновенно сориентировались.
— Девочки, — проникновенно начал Златко, — мы вам клянемся! Никогда больше! Сейчас у нас не было другого выбора, а так — никогда!
— Могли бы хоть предупредить! Получить наше согласие, — Ива нахмурила брови, отлично видя, что в этот раз богиня победы не будет солидарна со своим полом.
— Тогда не было бы чистоты эксперимента! — пылко возразил Синекрылый, — Если бы вы знали, что вам могут присниться такие сны, не было бы уверенности, из-за шкатулки это или нет. Ну Ив, ну расскажи! Ну пожалуйста!!!
Еще немного поломавшись и выжав из парней обещание, что после разговора кто-то из них сбегает за булочками, пока остальные будут готовить завтрак, девушки наконец поведали о своих снах. Ночные грезы травницы и гаргульи тоже были похожи между собой, но отличались от того, что увидели юноши.
Ожидание. Неизвестность. Беспомощность.
Каждый день. Столько дней… и, кажется, дальше будет только хуже.
Она до сих пор помнит, как он улыбался, прощаясь с ней. Тогда он приподнял пальцами ее подбородок и глянул прямо в глаза. И улыбнулся: «Обещай мне…» Она пообещала. А он дал слово обязательно вернуться, чтобы получить обещанное.
Такие, как он, не обманывают. Не предают. Не нарушают клятв. Честь — вот их главное качество. И в любим, и на войне, и в жизни, и в смерти. Последнее пугало ее все больше и больше. Он не был беспечен, он был осторожен и умен. Вот только эта честь… Он сделает гак, как она ему велит. А что для воина важнее всего? Не трусить, не бежать, выполнять приказы командира. Любой ценой.
От него уже девять дней нет писем. Говорили, проблемы с доставкой. Она не верила. Она никогда не была истеричной или нервной. Но это ожидание, эта неизвестность и эта беспомощность сводили с ума. Лишали рассудка. От них мир становился темнее, а небо заволакивало тучами. Тяжелыми, как и ее думы. Она не понимала, как можно обсуждать шансы на победу, спорить по поводу исхода какой-либо битвы, посмеиваться над генералами. Почему они все ведут себя как обычно? Готовят еду и жрут, распивают чаи и распускают слухи, флиртуют и думают, будто никто ничего не замечает. Она же это видит, но с каждым днем все кажется противней и противней. Каждое утро — пытка за завтраком, когда отец шумно, не прожевав до конца, читает вслух то, что пишут в газетах «о нынешней военной кампании». Каждый день — тихая ненависть, когда вокруг собираются эти безмозглые балаболки, способные только вышивать и обсуждать мундиры офицеров, что так часто появляются теперь в городе. Каждый вечер — ярость от фальшивых утешений и подбадриваний: «Не волнуйся, все будет хорошо. Он обязательно вернется. Да еще и с медалями! Пойдешь за героя войны!» Глупые, глупые, глупые! Каждая ночь — безграничное отчаяние и тоска, агония мыслей и чувств. Их не передашь, не выплачешь, их не победишь. Может, другие и в состоянии пережить подобное… Она — нет.
Спокойная, даже властная, уверенная и сильная, она уже не сможет без него. Без его карих глаз и каштановых волос, его улыбки, что почему-то гостит или на губах, или в глазах, но никогда одновременно и там, и там. Без разговоров с ним долгими вечерами. Почему только эти вечера пролетают так быстро? Без ощущения его рук на ее талии, губ на ее губах. Но самое главное — без уверенности, что этому человеку она нужна. Не как то существо, что было рождено от него, не как та, на которую можно опереться, не как спутница в развлечениях, а как… некое необходимое условие для жизни. Для существования его самого.
Когда они успели так сблизиться? Как это произошло? Иногда ей казалось, что для этого хватило нескольких вечеров, а иногда — целой вечности. И теперь его… Его нет!
Он там, где сотни и сотни вооруженных до зубов мужчин несутся друг на друга с одной лишь целью — убивать, где полыхает боевая магия и вокруг разрываются призванные уничтожать заклинания. Где кони, люди и колдовство сходят с ума от ненависти, агрессии и страха. Он там, откуда не все возвращаются. Откуда он не вернется.
Но он обещал! Обещал! Обещал! И она получит обещанное! И выполнит обещание!
Недавно что-то изменилось. Ночами в дом приходит кто-то еще. Что-то темное и невидимое. Почему только она его ощущает? И почему ее это не пугает? Может, так чувствуется Смерть?
В романах часто пишут, как возлюбленная спускается в бездну небытия, получая известие о смерти любимого. Бред. Так поступают только глупышки. И слабаки. Она не из таких. И она дала обещание. Даже если он умрет, это ничего не изменит. То обещание…
И ей начинает казаться, что ничего больше ей уже не надо. Лишь выполнить его. Их обещания взаимосвязаны, одно без другого невозможно. Только счастья она уже не ждет. С какой-то отчетливостью вдруг становится понятно, что счастье — это не для них. Но и смерть не для них. Впрочем, и жизнь тоже.
Как же невыносима эта боль!..
Грым, Златко, Калли, Ива и Дэй сидели в гостиной и отчаянно боролись с желанием обхватить себя за плечи. Ощущение на душе было такое мерзкое, словно на нее положили какую-то плиту весом куда больше, чем можно вынести. Отвратительно было, но правде говоря. Все, даже тролль и гаргулья, чувствовали гнетущую тоску. Сейчас, когда Ива и Дэй подсказывая друг другу и перехватывая нить повествования, описали свои сны, парням казалось, что они и сами все это испытали. Они тоже поделились своими видениями, и стало совсем плохо. Вот и сидела великолепная пятерка факультета Земли в маленькой гостиной будто придавленная.
— Вот поэтому я всегда говорю, что драться должны только те, которые хотят драться, — в сердцах рыкнул Грым. — Как тролли! Потому что когда в бой идут те, кто не хочет его, не живет им, получается вот такая гоблиня!